источник

29 декабря 1941 года в окрестностях села Ачит Свердловской области было начато формирование 1415-го стрелкового полка 435-й стрелковой дивизии.
18 января 1942 года 1415-му стрелковому полку было присвоено наименование 620-й стрелковый полк, который вошёл в состав 164-й стрелковой дивизии и этим наименованием полк прошёл по грозным фронтовым дорогам Великой Отечественной войны.
Полное формирование полка было закончено к началу мая 1942 года, а 10 мая 1942 года полк был переправлен в район города Тулы, где вошёл в состав 1-й резервной армии Западного фронта.
С лета 1942 года полк принимал активное участие в боях против немецко-фашистских захватчиков.
30 июня 1942 года после полуторачасовой артиллерийской подготовки подразделения полка атаковали 161-ю фашистскую пехотную дивизию и за 2 дня боёв отогнали врага больше чем на 20 км, освободив при этом 6 населённых пунктов.
Всего за годы войны полк с боями прошёл более 500 км в марше 1250 км, освободив свыше 170 населённых пунктов. Более 2000 офицеров и солдат полка были награждены орденами и медалями.
22 октября 1944 года Указом Президиума Верховного Совета СССР за образцовое выполнение задания командования в боях с немецко - фашистскими захватчиками при освобождении города Витебск полк был награждён орденом Александра Невского.
Войну полк завершил в составе 8-го стрелкового корпуса 4-й ударной армии в районе станции Липланки, где находился до сентября 1945 года.
1 июля 1946 года 620–й ордена Александра Невского стрелковый полк был переформирован в 179-й отдельный стрелковый ордена Александра Невского батальон в составе 16-й отдельной Витебской Краснознамённой бригаде Уральского военного округа с местом дислокации городе Чкалов.
1 ноября 1953 года 179-й отдельный стрелковый ордена Александра Невского батальон был переформирован в 229-й ордена Александра Невского механизированный полк в составе 73-й Краснознамённой механизированной Витебской дивизии.
1 июня 1957 года 229-й ордена Александра Невского механизированный полк был переименован в 344-й ордена Александра Невского мотострелковый полк и передислоцирован в город Ереван Армянской ССР, входя в состав 164-й мотострелковой дивизии 7-й гвардейской общевойсковой армии Краснознамённого Закавказского военного округа..
Послевоенные годы вошли в историю полка, как годы настойчивого изучения личным составом особенностей боевых действий в горах, успешного применения в условиях горной местности новых видов оружия и боевой техники.
С 1957 года полк регулярно принимал участие в армейских, окружных и совместных учениях и манёврах показывая при этом высокую выучку и мастерство.
С 1988 по 1992 годы личный состав полка принимал активное участие в обеспечении общественного порядка, стабилизации обстановки на армяно-азербайджанской границе, охране государственных и военных объектов, ликвидации последствий землетрясения в северных районах Армении.
1 июля 1992 года 344-й ордена Александра Невского мотострелковый полк был переименован в 123 ордена Александра Невского мотострелковый полк и вошёл в состав Краснознамённой 127-й мотострелковой дивизии Краснознамённого Закавказского военного округа.
С мая 1994 по ноябрь 1997 года личный состав полка в составе соединения выполнял миротворческую миссию в зоне грузино–абхазского конфликта и успешно выполнил боевую задачу по принуждению к миру конфликтующих сторон.
21 июня 1994 года Краснознамённая 127-я мотострелковая дивизия была преобразована в 102-ю военную базу.
В мае 1996 года в состав 102-й военной базы вошла 3624-я авиационная база с местом дислокации в городе Ереван.
С 3 мая 2001 года 3624-я авиационная база, а с 3 октября 2001 года 988-й зенитный – ракетный полк 102-й военной базы заступили на боевое дежурство в Объединённой системе ПВО стран СНГ.
С 1 июля 2001 года 102-я военная база вошла в состав Объединенной группировки войск (сил) Вооруженных Сил Российской Федерации и Республики Армения.
31 марта 2009 года 123-й ордена Александра Невского мотострелковый полк был переформирован в 73-ю ордена Александра Невского отдельную мотострелковую бригаду.
С 1 апреля 2010 года в связи с организационно-штатными мероприятиями 73-я ордена Александра Невского отдельная мотострелковая бригада была переименована в 102-ю ордена Александра Невского военная базу, с местом дислокации в городе Гюмри.
102-я ордена Александра Невского военная база вносит большой вклад в укреплении и развитии военного сотрудничества с Республикой Армения, принимает непосредственное и активное участие в проводимых совместных мероприятиях Вооруженных Сил России и Армении.

Вспоминает Таир Талипов


В армию меня призвали весной 1990 года из Алма-Аты. Сначала была «учебка» во Владимирской области, где меня выучили на механика-водителя МТЛБ. МТЛБ – это «многоцелевой транспортер-тягач, легкий, бронированный» - боевая бронемашина на гусеницах, вооруженная 7,62-мм башенным пулеметом. МТЛБ в Советской Армии использовалась и для перевозки пехоты, и для буксировки артиллерии.
В конце 1990 года я в числе семи солдат, окончивших мою «учебку», попал в мотострелковый полк в/ч 30744, который дислоцировался в Ереване, в микрорайоне Канакер. Из-за места дислокации эту часть называли «Канакерский полк».
Сейчас мои товарищи, которые в то же время тоже служили в Закавказье, считают, что тогда при распределении личного состава в Закавказье призывников из мусульманских регионов СССР отправляли служить в Армению, где население было христианского исповедания, а христиан, наоборот, специально направляли служить в мусульманский Азербайджан. Делалось это, якобы, чтобы военнослужащие меньше контактировали с местным населением в районах расположения их воинских частей.
В «Канакерском полку» меня определили механиком-водителем МТЛБ в 6-ю мотострелковую роту 2-го мотострелкового батальона. Там я и служил вплоть до увольнения в запас в марте 1992 года по состоянию здоровья.
Командиром моей 6-й роты был капитан ШИШКИН, начальником штаба полка - майор ДЕРЕВЯНКО, командиром полка подполковника КОЛОТИЛО.
Как в полку, так и в моей 6-й роте всегда был очень существенный некомплект личного состава. Происходило это из-за того, что выслужившие свой срок бойцы увольнялись в запас, а новое пополнение не приходило. При мне пополнение приходило один раз – небольшое количество военнослужащих из части, которая была выведена в СССР из Германии и расформирована. Потом на уменьшение численности личного состава повлияло то, что в конце 1991 года правительства ставших независимыми республик бывшего СССР отозвали из Советской Армии солдат - своих граждан. Так, из нашего полка уехали на родину узбеки, киргизы. Казахстан тоже тогда забирал своих граждан, но я вместе с ними тогда не уехал, так как был на службе в удаленном районе Армении – в Мегри, и поэтому уволился в запас только по возвращении со службы в расположение полка в марте 1992 года. Из-за этих обстоятельств на рубеже 1991-92 гг. в моей 6-й рте оставалось только 6 человек личного состава при двух офицерах. Такая же ситуация была и в других подразделениях моего 2-го батальона, а также, я думаю, и всего Канакерского полка.
Из-за малочисленности подразделений моего 2-го батальона (получалось, что по численности весь батальон соответствовал штату одной роты) на боевые задачи в 1991-92 гг. направлялись не роты из состава батальона, а весь батальон в целом.
Во время всей моей службы в Канакерском полку мой 2-й батальон постоянно задействовали для выполнения боевых задач вне расположения полка. Такими задачами были охрана военных складов в районе Абовяна, а также охрана железной дороги в удаленном Мегринском районе Армении. Последнюю задачу мой полк выполнял, чередуясь через три месяца с так называемым «Столичным полком», который дислоцировался в центре Еревана.
Из-за того, что мой 2-й батальон постоянно задействовали на выполнении этих задач, я в расположении моего «Канакерского полка» в Ереване за всю свою службу был от силы месяца два, не больше. А в Мегринском районе Армении я был трижды.
Ещё помнится, что вскоре после прибытия в полк нам сказали написать заявления на службу по контракту. Командир роты объяснил, что сейчас нам положено по 7 рублей в месяц, а если кто подпишет контракт – тому будут платить по 380 рублей в месяц. Если же кто не захочет заключать контракт, тот останется служить здесь же, но получать будет по-прежнему по 7 рублей в месяц. Мы подписали, конечно. Контракт на руки нам не выдали. Из содержания контракта мне запомнилось положение о том, что если я получу ранение или травму, то не могу винить в этом офицерский состав.






Первая командировка в Мегринский район

В первую командировку в Мегринский район Армянской ССР меня отправили практически через неделю-другую после моего прибытия в Канакерский полк.
Мегринский район – это горная территория, где живут армяне. А расположена эта территория между Азербайджаном (на востоке) и Нахичеванской АССР (на западе), где живут азербайджанцы. В Мегринском районе по реке Аракс проходила советско-иранская граница, а рядом с границей на нашей стороне была проложена железная дорога. Получалось, что через Мегринский район, населенный армянами, по этой железной дороге шли поезда из Азербайджана в Нахичевань, где тоже жили азербайджанцы. Поэтому в условиях армяно-азербайджанского конфликта была угроза нападения на эту железную дорогу боевиков, которые могли повредить железную дорогу или тоннели, через которую она проходила в здешних горах, и тем самым прекратить железнодорожное сообщение.
Один из самых важных тоннелей находился в Мегринском районе около посёлка Агарак. Вот этот тоннель мой батальон и охранял от возможных нападений со стороны боевиков. Здесь от нашего 2-го батальона было примерно 100 человек личного состава. Мы выставляли три поста: по одному на въезде и выезде из тоннеля, а третий был в некотором отдалении от тоннеля в сторону Агарака. Посты были укреплены мешками с песком, между мешками были устроены бойницы для ведения огня. На каждом посту находилось по 4-5 человек с оружием, снаряженным боевыми патронами. Смена личного состав на постах производилась каждые два часа.
Жили мы в полевых палатках, питались от походной кухни. Вступать в какие-либо разговоры с местным населением нам было запрещено.
Эта первая командировка для меня и других «молодых» бойцов продлилась относительно недолго. Весной была попытка нападения боевиков на тот наш пост, что был в отдалении в сторону Агарака. С этого поста нам сообщили о нападении, и наша тревожная группа на МТЛБ выехала на тот пост. Когда мы приехали к посту, то нападение уже было отбито. Из-за этого нападения на пост наше командование решило всех нас, «молодых» (нас было человек 20), вернуть в расположение полка в Ереван.

Склады под Абовяном.

Вскоре после возвращения в Ереван, нас отправили в резервную группу, которую наш Канакерский полк выставил для охраны складов, расположенных недалеко от Абовяна. Там были склады ГСМ (горюче-смазочных материалов) и склады РАВ (ракетно-артиллерийского вооружения, то есть склады боеприпасов), которые были предназначены для снабжения нескольких наших полков. Обнесенные колючей проволокой склады находились на холме. Внизу был свинарник, а на соседнем холме в каком-то старом здании (может, тоже от какой-то фермы) располагалась наша резервная группа. В этом же районе недалеко от нас находились также пивзавод и танкодром. Я на этом танкодроме водил свой МТЛБ.
В резервной группе возле складов было около 80 бойцов с тремя МТЛБ от моего 2-го батальона. Причём внутри складов мы не бывали. Там, внутри складов, была своя охрана, которая должна была их охранять и оборонять как бы изнутри. По периметру складов, как нам говорили, кроме колючей проволоки были установлены сигнальные мины: на такую мину наступишь – сразу же взлетает осветительная ракета, которая тебя и всё вокруг тебя освещает. А задачей нашей резервной группы было помочь охране складов снаружи: в случае нападения на склады мы должны были выехать тремя группами (в каждой по одному МТЛБ и 10-15 бойцов на броне) к месту нападения, отразить нападение, блокировать и захватить нападавших.
При мне нападений на склады не было.
В резервной группе на охране складов мы пробыли примерно три месяца. А потом с одного из МТЛБ нашей резервной группы пропал прибор ночного видения (ПНВ): механик-водитель оставил транспортер без присмотра и самовольно отправился по какой-то надобности в Канакерский полк. Когда он вернулся – обнаружилось, что ПНВ пропал. Понятно, что снял кто-то из своих и, по-видимому, для продажи боевикам. Ходили слухи, что боевики через местное население стремились установить контакты с военнослужащими для хищения боеприпасов и военной техники. Офицеры принимали меры к розыску, но ни ПНВ, ни того, кто его украл, не нашли. Механик-водитель, который сумел так отлучиться и отличиться, попал на гауптвахту, а всю нашу резервную группу из-за этого случая сняли со службы и вернули в расположение Канакерского полка.
После этого в расположении полка мы находились недолго – мне кажется, одну-две недели. Но в это время мне довелось принять участие в перегонке техники из Канакера в Степанакерт в Карабахе. Туда от нас ушла большая колонна техники: в ней были и МТЛБ, и танки, и грузовики «Урал». Ехали в Степанакерт 1-1,5 суток. Сдали там технику, переночевали и вернулись обратно уже без техники. Помню, по приезду в часть мы ещё застали «новеньких» - пополнение из выведенной из Германии в СССР и расформированной части.

Снова Мегринский район

По возвращении в Канакерский полк я в составе своего 2-го батальона вновь убыл в командировку в Мегринский район охранять железную дорогу. На этот раз мы были не под Агараком, а возле железнодорожной станции Мегри, где мы поменяли Столичный полк. Тут мы были три месяца, затем нас поменял Столичный полк. А потом через следующие три месяца мы снова поменяли на станции в Мегри Столичный полк и находились там вплоть до разоружения в марте 1992 года. В промежутке между командировками в Мегри мы несли службу в резервной группе у тех же самых складов около Абовяна.
Районный центр город Мегри и железнодорожная станция Мегри – это не одно и то же. От станции до города почти 10 километров автодороги, которая сначала идёт от станции параллельно железной дороге и пограничной реке Аракс. Примерно через километр железная дорога и река уходят влево, а автодорога сворачивает к горам и идёт к городу в безлюдной местности. Вот в этом месте, где дороги расходятся, стояло одиночное небольшое одноэтажное здание, в котором и вокруг которого и было расположение моего батальона численностью меньше роты. В этом здании была оборудована оружейная комната, помещение для сна, комната для офицеров. Около здания была походная кухня, площадка для техники, вокруг отрыты окопы, уложены мешки с песком, а снаружи всё это было обнесено колючей проволокой и «путанкой» (малозаметное проволочное заграждение, попав в которое, потом сложно освободиться). Вход внутрь нашего расположения с дороги был через ворота.
Нашей задачей здесь, как нам сказали офицеры, было охранять железную дорогу и не пускать на станцию ни армян, ни азербайджанцев.
Кроме расположения на описанной развилке у нас здесь было ещё два поста. Один пост был на железнодорожной станции Мегри прямо возле вокзала. Другой пост – в совсем противоположном направлении, километрах в пяти от нас, там, где от железной дороги был уже виден райцентр Мегри. На каждом из этих постов, укрепленных мешками с песком, находилась группа солдат и один МТЛБ. Ещё три МТЛБ находились в нашем расположении.
В самом городе Мегри находилась ещё одна воинская часть - пограничный отряд. Но мы с погранотрядом никак не взаимодействовали. Хотя пограничников мы видели регулярно: сразу за железнодорожными путями шла полоса пограничных заграждений (столбы, между которыми натянута проволока). За столбами – контрольно-следовая полоса, вдоль которой, как мне помнится, раз в пять часов проходил наряд пограничников с собакой. Дальше был берег пограничной реки Аракс, а за ней – другая страна, Иран. Мне запомнилось, что в отличие от нашего берега на иранской стороне Аракса никаких пограничных заграждения не было вообще. Иногда там собирались иранские гражданские, расстояние от нас до них было небольшое и мои сослуживцы – таджики умудрялись с иранцами о чём-то перекрикиваться (у них языки похожие, и они друг друга понимали).
С пограничниками мы не общались. Они на нас смотрели как на дикарей: они были нормально обмундированы и служили в устоявшихся бытовых условиях погранотряда и соседних застав. А мы много месяцев жили в полевых условиях, сильно поизносились, ходили, кто в чём, питались из походной кухни, воду для приготовления пищи брали из протекавшего недалеко ручейка, в этом же ручейке и стирались. Иногда, со скуки, мы проверяли, как пограничники «несут службу»: бросали, например, камень на проволоку, натянутую на столбы пограничных заграждений, - у пограничников на заставе срабатывала сигнализация, и спустя короткое время к этому месту прибегал пограничный наряд.
В первую нашу командировку в Мегри поезда по железной дороге ещё крайне редко, но ещё ходили. Я помню, что тогда при мне проходили раза два товарные поезда. Чтобы проходили пассажирские поезда, я вообще не помню. А вот во время второй (последней) командировки в Мегри поезда уже вообще не ходили.
Железнодорожный вокзал Мегри был разгромлен: стекла в окнах и дверях выбиты, на стенах следы пуль (было впечатление, что там был бой), внутри здания вокзала – разбросанные и порванные железнодорожные документы с азербайджанскими фамилиями. На станционных путях кое-где ещё стояли разбитые пассажирские вагоны. По железнодорожным путям нам офицеры не разрешали ходить, потому что местные армяне могли убить.
С местными армянами мы никак не общались. Потому что нам общаться с ними было запрещено, а они к нам относились злобно. В чём это выражалось? Ну вот, например, стоишь ты в карауле. Мимо идёт местный армянин, кричит: «Эй, чурка! Что ты тут делаешь? Уходи отсюда! Это моя, армянская земля!» Ты в его направлении, но мимо него выстрелишь, - он убегает. Какие тут добрые отношения?
Что касается быта, он был военно-полевой. Во время последней командировки в Мегри снабжение к нам приходило дважды: один раз приезжала машина из полка, в другой раз прилетал вертолет. Привозили только продовольствие. Обмундирование и другое расходуемое имущество нам не привозили, хотя мы сильно поизносились.
Несмотря на то, что с доставкой снабжения, очевидно, были проблемы, кормили нас хорошо. Всегда было вдоволь тушенки и сгущенного молока (в 5-литровых жестяных банках), нам выдавали немецкий сухпай.

Конец командировки в Мегри.

Командировка в Мегри закончилась нашим разоружением и передачей нашей техники и вооружения фидаинам – так армянские боевики называли сами себя.
Случилось это так.
Судя по всему, наши офицеры знали, что к нашему расположению придут фидаины. То ли они информацию такую получили заранее, то ли вовремя узнали, что к нашему расположению из города Мегри идёт толпа.
Тогда бойцов и МТЛБ, что были на постах у вокзала и на удаленном посту, наши командиры отозвали в наше расположение. Они прибыли к нам и въехали через ворота до того, как подошла толпа. Таким образом, внутри нашего расположения собрался весь мой 2-й батальон: человек 60 личного состава и пять МТЛБ.
Толпа к нашему расположению подошла примерно в 12 часов дня: впереди – многочисленные женщины и дети, позади них – вооруженные фидаины. Толпа дошла до колючей проволоки, которой было окружено наше расположение, и остановилась. Из толпы нам стали кричать, чтобы мы отдавали оружие и технику и уходили отсюда.
Наши бойцы со снаряженным оружием приготовились к бою: кто-то занял окопы, кто-то был у АГС и пулемета, установленных на чердаке здания. Я сидел за рычагами своего МТЛБ, внутри него у башенного пулемета был пулеметчик. С моим МТЛБ поддерживалась радиосвязь.
Когда толпа подошла, наши офицеры бегали по позициям и кричали нам, чтобы мы без приказа огонь не открывали. Внутри нашего расположения стоял ЗИЛ с радиостанцией, и офицеры через эту радиостанцию связывались с командованием, докладывали ситуацию и спрашивали, что делать.
Наш офицер стал переговариваться с толпой и фидаинами, а потом двух или трёх фидаинов наши впустили через «колючку» в наше расположение. Эти фидаины с нашими офицерами прошли в здание, и там 1-2 часа вели переговоры.
Потом фидаины ушли к своим за «колючку», а офицеры сказали нам, что мы будем ждать распоряжений сверху.
Толпа гражданских возле нашего расположения осталась стоять дальше. А мы продолжали с оружием наизготовку лежать и сидеть в окопах и боевых машинах.
Спустя ещё три-четыре часа прилетел вертолет, который сел в нашем расположении. В вертолете прибыл какой-то генерал. Его встретил наш командир, а потом генерал вышел к толпе и фидаинам за «колючку». Переговорил там, вернулся и сказал, что «Всё! Отбой тревоги!»
Командир моей роты сказал нам, что мы оставляем Мегри: сдаём своё оружие и технику армянам, а сами уходим отсюда в наш полк в Ереван.
Спустя примерно полчаса после того, как прибыл генерал, к нам прилетел другой вертолет. Он внутри был как автобус – то есть был много больше, чем тот вертолет, на котором прилетел генерал.
Мы стали отдавать оружие и технику фидаинам (только нашим офицерам разрешалось оставить при себе личное оружие), а свои вещи (матрацы и т.д.) грузить в один бортовой ЗИЛ из числа нашей техники. Как нам сказали офицеры, согласно договоренностям с фидаинами эта машина должна была привезти наши вещи в полк в Ереван. Остальную автотехнику в нашем расположении тоже отдали армянам.
Ко мне попробовал докопаться какой-то фидаин: он обнаружил, что у башенного пулемета моего МТЛБ патронов в ленте только на половину коробки. Из-за этого фидаин стал спрашивать: «А где остальные патроны? Ты что, стрелял? А если стрелял, то по кому? По нашим, по фидаинам стрелял?» Но потом отвязался.
Все 60 человек нашего личного состава погрузились в вертолет, и мы полетели.
Уже ночью мы на этом вертолете прилетели на аэродром под Ереваном. Там нас ждали два «Урала» с нашего Канакерского полка, которые и доставили нас в полк.
Тот ЗИЛ, который должен был доставить из Мегри в полк наши вещи, в полк не доехал: по пути его вместе со всем имуществом захватили какие-то другие, не мегринские, фидаины. А солдат-водитель и офицер, которые с имуществом ехали на этом ЗИЛе, остались живы и как-то самостоятельно добрались в наш полк.
В моём военном билете записано, что боевые задачи в армяно-азербайджанском конфликте я выполнял по 17 марта 1992 года. Это дата, когда мы прибыли в наш Канакерский полк из Мегри. Поскольку мы после перелета из Мегри на вертолете прибыли в полк уже ночью, я могу предположить, что описанная выше передача оружия и техники армянам в Мегри произошла вечером 16 марта 1992 года.
Когда мы прибыли в расположение Канакерского полка, мы застали там существенные перемены в сравнении с тем, что было, когда мы убывали в Мегри.
В подразделениях полка оказалось много молодых, совсем недавно призванных в армию солдат. При этом все эти молодые бойцы были армянами по национальности. Раньше в нашем полку армян были единицы (помню, был армянин – водитель). А офицеры в ротах остались прежние – в основном русские. Теперь наши офицеры занимались с этими армянскими солдатами, одетыми в нашу военную форму. Утром их забирали и весь день они занимались согласно распорядку дня.
Мы, вернувшиеся из Мегри старослужащие, с этими армянами-«молодыми» не общались вообще никак. У нас в казарме был свой уголок, у них – свой уголок.
Армяне ходили в наряды по столовой, стояли «на тумбочке». Оружие им при нас не выдавали, в караулы их не ставили. Было понятно почему – им не доверяли. В караулы с оружием ходили мы.
Ещё одной «новинкой» было то, что вход в казарму теперь охраняли два часовых – два наших бойца со снаряженными автоматами. Один стоял снаружи на крыльце казармы, а другой нес службу на улице.
Меня и тех моих сослуживцев, которые вернулись из Мегри и у которых подходило окончание срока службы, быстро уволили в запас.
30 марта 1992 года я вместе с несколькими сослуживцами отправился в ереванский аэропорт. Уезжали мы в гражданской форме одежды, так как до нас довели информацию, что недавно в аэропорту армяне расстреляли пять «дембелей», которые уезжали домой в военной службе. Из-за этого офицеры нам рекомендовали уезжать домой «по гражданке». Билетов не было. Мы договорились, что нас на военном самолете «подбросят» до аэропорта в Грозном в Чечне.
Прилетели в Грозный, а на следующий день оттуда улетели в Алма-Ату. Домой я прибыл в ночь с 31 марта на 01 апреля 1992 года.
За время моей службы погибших в моём полку не было. Были только раненые.
Статус ветерана боевых действий я ждал почти 30 лет. Получил его совсем недавно благодаря тому, что у нас в Казахстане приняли Закон от 06 мая 2020 года «О ветеранах».

1