1988-89 Армения
1989-90 Абхазия
1990 НКАО

Вспоминает Александр Филатов


Сам я родом из Крыма. Школа в Джанкой, после 8-го класса я учился в Мелитополе в железнодорожном училище на помощника машиниста. В 18 лет я работал помощником машиниста, водил поезда.
Призывался в армию я из Джанкоя. Как посмотрел в детстве фильм «В зоне особого внимания», так с того момента и хотел служить только в ВДВ. Долго занимался дзюдо. И в военкомате меня приписывали к ВДВ.
И вот 22 ноября 1989 года я прибыл в военкомат, а оттуда нас привезли в Симферополь, где ждали нас «покупатели». Оказалось, что «покупатели» приехали только из ВВ и морфлота. Меня вызвали к подполковнику Г. (он с Харькова, командовал Харьковской бригадой ВВ), и он со мной беседовал на предмет отправки во ВВ. Г. рассказал, что в ВВ есть такие части СМЧМ, по сути милиция, и если мне подходит – туда и направят, а если мне ВВ не нравятся, то туда меня не возьмут. У меня предубеждения против ВВ не было, служить в морфлоте три года не хотелось (уж лучше два года в ВВ), и я сказал, что СМЧМ мне подходит. Образование и характеристики у меня были нормальные, дзюдо я занимался, с милицией конфликтов не было, и потому я по-видимому «покупателям» из ВВ подошел.
Всего в нашу «команду 9» отобрали 15 человек, и мы на поезде № 196 «Севастополь – Москва» поехали к месту службы – в Харьков.
В Харьков, в специальный моторизованный батальон милиции в/ч 5439 мы приехали 24 или 25 ноября 1989 года. В части почти никого не было, потому что чуть не весь личный состав батальона находился в командировке в Абхазии, в Гудауте. КМБ. И ровно через месяц после прибытия в часть мы приняли присягу, после чего нас распределили по ротам.
Тогда как раз из батальона (в его составе было две патрульные роты и одна авторота) сформировали полк из шести рот (четыре патрульные, авторота и рота МТО), и я попал в 4-ю патрульную роту, в которой затем и служил всю свою службу.
Потом ещё месяц мы находились в Харькове, и в январе 1990 года нас поездом привезли в Абхазию – в Сухуми, куда к тому времени батальон перевели из Гудауты.
В Сухуми наша часть была вплоть до возвращения в Харьков в апреле 1990 года. При мне там в Абхазии было спокойно, а вот до нашего прибытия, как нам говорили, там было конфликтно, и наш батальон принимал в тех событиях самое активное участие. Как рассказывали старослужащие, на площади была какая-то забастовка, толпа из нескольких тысяч человек бузила. И туда направили наш батальон на автобусах ЛАЗ-Турист, их было человек 150, не больше. Наши стали выдвигаться на площадь, и в них из толпы сразу полетели камни, палки, арматура. Одни наши попадали на землю, другие кинулись их прикрывать. Но через несколько минут наши без команды стали подниматься и пошли вперёд на толпу. Наш начштаба майор Т. приказал стрелять в воздух. И наши толпу с площади вытеснили.
Я ещё тогда, когда это рассказывали, вспомнил, что ещё на «гражданке» смотрел по телевизору программу «Время» и там передавали, что в Сухуми по мирным бастующим был открыт огонь! Я ещё, помню, что когда слушал рассказ о батальоне в Абхазии, подумал, что в мне повезло: попал в реально боевую часть.
Как нам рассказали, до Абхазии наша часть была в командировке в Ереване, участвовала в событиях на Театральной площади и сильно там отличилась: за 15 минут зачистили площадь от толпы.
Вернулись мы из Абхазии в Харьков и скоро снова отправились в «горячую точку».
31 мая 1990 года в части была объявлена боевая тревога, сбор. Мы попрыгали в машины и поехали на военный аэродром в Чугуев. И полетели. Куда – неизвестно (офицеры, наверное, только знали, нам никто не сообщал, куда и зачем летим)


КАРАБАХ, АСКЕРАН

Утром 01 июня 1990 года мы прилетели на аэродром Гянджи в Азербайджане.
Считалось, что прилетел весь наш полк: четыре патрульные роты и авторота. Но фактически в командировку отправилось только около половины личного состава: из каждой полнокровной роты в командировку полетели по 40-44 человека, остальные остались в Харькове. Кого брать, а кого оставить в части командиры решили за 2-3 дня до начала командировки: тогда с каждым индивидуально беседовал замполит роты. Хотя беседа была «ни о чём», видимо, она была связан с подготовкой к командировке и составлением списков личного состава, убывающего в командировку.
Поэтому в Гянджу от полка прилетело человек 200. Без техники. Позднее, недели через две, по железной дороге к нам прибыла автотехника нашего полка – грузовики ЗИЛ-131. Бронетехнику с Харькова не везли. Уже на месте, в Карабахе, нам дали один «чужой» БТР-70 (с двумя «газовскими» движками) с механиком-водителем. Спустя какое-то время в добавок к нему нам придали ещё один БТР.
А тогда, с аэродрома Гянджи нас забрали на «чужих» ЗИЛ-131 и к обеду 91 июня 1990 года мы приехали в армянский городок Аскеран на шоссе из Агдама в Степанакерт. Там, в палаточном лагере на территории местного пивзавода на северной окраине поселка мы сменили какое-то подразделение новочеркасской дивизии ДОН ВВ. Они передали нам палаточный городок и те посты, на которых несли свою службу, и вечером того же дня уехали домой. А мы остались и находились здесь следующие полгода – до тех пор, пока в декабре 1990 года здесь, в Аскеране, уже нас не сменили вновь прибывшие сюда новочеркассцы из дивизии ДОН, а мы уехали в Харьков.
Почти до конца командировки наш состав не менялся. Только в октябре – ноябре с Аскерана ушли наши «дембеля», а уже потом им взамен из Харькова привезли группу «салаг». Из-за этого получилось так, что я «салагой» проходил почти год.

Что представлял собой наш палаточный лагерь. Территория аскеранского пивзавода обнесена забором. В одном её углу ровная площадка вокруг отдельно стоящего двухэтажного здания бухгалтерии завода. Здесь мы и стояли: на первом этаже здания располагалась караулка и офицерское общежитие, на втором этаже – наша оружейка и два кабинета, в который приходили и там работали гражданские (женщины из бухгалтерии завода). А вокруг здания располагались большие армейские палатки, в них мы и жили. В одной палатке – одна рота. Работал ли при нас пивзавод, я уверенно не скажу. Помню, что там, на заводе, был сторож, он нам пиво приносил. Если было пиво – наверное, как-то и сколько-то завод работал.
Кстати, тот же сторож нам рассказал, что люди в Аскеране заранее знали, что на смену новочеркассцам приедет батальон из Харькова, который раньше участвовал в разгоне митингующих на Театральной площади в Ереване, и о том, что за нашей частью идет слава отморозков, с которыми лучше не шутить.
В первый же день, как мы приехали в Аскеран, мы приняли от новочеркассцев службу на блокпосту (КПП) на шоссе между Агдамом и Аскераном, охрану нефтебазы и железнодорожного моста через речку Каркар рядом с нашим расположением, а также охрану двух вагончиков с установленными в них приборами, направлявшими самолеты на аэродром близ поселка Ходжалы (один такой вагончик находился в горах, а другой – в низине, недалеко от Ходжалы). Кроме этих объектов был ещё внутренний караул в расположении и «группа быстрого реагирования» (БТР с механиком-водителем и тремя бойцами). Для службы на перечисленных объектах ежедневно заступал личный состав одной роты. Через сутки её меняла другая рота и так далее. Кроме заступившей на службу роты остальные роты находились обычно в нашем расположении или привлекались к решению разовых задач по распоряжению комендатуры Степанакерта.
В самом Аскеране военной комендатуры не было. Здесь мы и были «военной комендатурой». О местной милиции мне ничего не известно, мы с ней никогда не контактировали.
Сам Аскеран – это очень небольшой армянский городок из частных домов, через который проходило важное шоссе из Степанакерта в Агдам. Так же шла и железная дорога (но по ней движения поездов почти не было, за все полгода моего пребывания в Аскеране я поезд на этой дороге видел раза три). В Аскеране были горсовет, одно кафе «Каркар», один промтоварный магазин, один продуктовый магазин. В него заходить не было смысла, так как купить там всё равно было нечего: нам офицер объяснил, что из-за блокады, которую азербайджанцы устроили армянам, даже у нас в части были перебои, например, с сигаретами, что уж говорить о снабжении армян (потом снабжение сигаретами у нас наладилось, и мы их продавали местным или меняли).
Где работали местные жители, я не знаю. Как мне представляется, питались они в основном со своего хозяйства: что вырастят на своих огородах и свой скот.
Достопримечательностью Аскерана была старая крепость. При нас в крепости никакого блокпоста не было, воинские подразделения в ней не размещались. Это точно. Крепость стояла пустая, старая, рассыпалась. В отдалении от неё (в 2 км) на другой стороне долины стояла ещё одна крепость, мы как-то в ней побывали.
От главного шоссе из центра Аскерана уходило ещё две дороги: одна через автомобильный мост над железной дорогой шла на восток - в горы, а другая дорога шла в противоположном направлении в поселок Ханабад. В Ханабаде стоял луганский (ворошиловградский) полк СМЧМ. О других частях ВВ в районе Аскерана или Агдама мне неизвестно. О том, что в Агдаме стоял Одесский полк СМЧМ, я не знал.
Примерно через два месяца после нашего прибытия в Аскеран в низине неподалеку от нашего расположения (где начинались виноградники) обосновалось подразделение десантников (по численности - неполная рота). У них там стояло несколько армейских палаток, по утрам они отрабатывали приемы рукопашного боя. Техники у них не было. Стояли они месяца три. Днём они вроде никуда не выходили. Наши офицеры сказали нам с ними не контактировать. Мы и не контактировали.
В азербайджанском Агдаме я был один раз. Мы туда ездили без оружия и бронежилетов по три человека от каждой роты, чтобы купить материал для подшивы, сигареты и прочую мелочь. На рынке в Агдаме запомнилась старая тётка-азербайджанка, похожая на Бабу-Ягу. Она на земле расстелила какую-то материю, она продавала очень спелую хурму. Такие пирамиды хурмы. На наш вопрос почём, она нам сказала: «Я русским ничего не продаю!» Правда, мимо проходивший мужик нам тут же указал место, где нам хурму продадут. Там и купили без проблем.
Там недалеко от рынка была «дежурка», и из неё милиционер (русский старлей или капитан) выводил задержанного – армянина, чтобы посадить в милицейский «уазик». И вот толпа азербайджанцев хотела на этого армянина накинуться. Милиционер из автомата дал очередь в воздух. Мы тоже подбежали на помощь, чуток оттеснили толпу. Армянина посадили в «уазик», и он уехал.
Такие вот там были межнациональные отношения.

ВТОРОЙ ДЕНЬ В КАРАБАХЕ. ОБСТРЕЛ КОЛОННЫ

На второй день пребывания в Карабахе (2 июня) случилось вот что.
Из Степанакерта, из комендатуры, к нам пришел «уазик» и забрал четырёх бойцов в Шушу для сопровождения колонны из Шуши в Агдам.
В колонне было пять-шесть КамАЗов с грузом под тентом и один автобус (на основе и с «мордой» грузовика ГАЗ-51, у него ещё дверь открывалась рычагом с места водителя). В автобусе ехали пассажиры: гражданские бабы, мужики, дети.
Наших бойцов рассадили в кабины КамАЗов через одного (солдат в головной машине, следующая машина без солдата, третья с солдатом и так далее), один боец поехал в замыкающем колонну автобусе. И колонна во второй половине дня выехала из Шуши.
Сам Степанакерт они проехали без происшествий. А потом, где-то на выезде из Степанакерта или вскоре после того, как они выехали из Степанакерта, их обстреляли. Было это в светлое время, около 17-18 часов.
Стреляли из автоматического оружия с горы, сверху вниз. В головной машине ехал наш боец РУСЛАН КОРЕЦКИЙ, стекло дверцы с его стороны было опущено, и он, повернувшись полубоком, открыл из окна ответный огонь из автомата. Видимо, то, что он повернулся, его и спасло, так как потом несколько пулевых пробоин обнаружили в сиденье в кабине машины. Руслан был ранен в ногу, попало три пули (потом его комиссовали). КамАЗы, не останавливаясь, проскочили зону обстрела.
А вот шедший в конце колонны пассажирский автобус после начала обстрела остановился. Кажется, в нём ранило водителя, вот из-за этого автобус и встал. В автобусе среди гражданских были убитые и раненые. Потом водитель пришел в себя и снова тронул автобус. И проехал обстреливаемый участок. А наш боец, который ехал в этом автобусе, во время его остановки из автобуса вышел. И автобус уехал без него.
Как потом рассказывал этот отставший боец, к нему прибежало много злых армян (без оружия). Толпа его окружила и была настроена агрессивно, могла бы и порвать. Но боец наставил на них автомат, в котором уже не было патронов (вначале командировки нам выдавали на бойца только два магазина по 10 патронов в каждом, потом стали выдавать два магазина по 20 патронов, и только под конец командировки – три полных магазина). Толпа ведь не знала, что патроны в автомате уже расстреляны, и дала проход. Солдат ушел. Потом его на дороге кто-то подобрал и привез к нам в часть. Сам он не пострадал, но бронежилет у него был в крови тех пассажиров, которые а автобусе были ранены или убиты.
КамАЗы из колонны на большой скорости промчались по шоссе до нашего расположения и только у нас остановились. Здесь их догнал и автобус. Дальше в Агдам они пошли уже без сопровождения.
Как нам рассказывали, потом следственная группа осматривала место происшествия и на горе, с которой велся обстрел, обнаружила два стрелковых гнезда и гильзы от пулемета.
О других случаях привлечения нашей части к сопровождению мне неизвестно.

НАШИ ОБЪЕКТЫ В АСКЕРАНЕ

Чем мы в Аскеране занимались и что охраняли.
1) Два поста (в разных местах: один в горах, другой в низине - около поселка Ходжалы), которые охраняли вагончики с установленными в них приборами, выводившими самолеты на аэродром близ поселка Ходжалы. На каждом из этих двух постов находилось по пять человек во главе с сержантом;
2) Железнодорожный мост через речку около Аскерана, к нему спускались по тропке, ведущей от нашего расположения. Мост считался входящим во внутренний караул по части, и сначала на него выставлялся пост из одного бойца.
Примерно через месяц после нашего прибытия в Аскеран случилось ЧП: несший на мосту службу рядовой Валентин К. (из Молдавии) пришел в караулку с окровавленной головой, без автомата и бронежилета. Он рассказал, что, когда находился на посту у моста, вдруг откуда-то появились два мужика, наставили на него пистолет, потом несколько раз ударили его по голове рукоятью пистолета и, пока он был в полубессознательном состоянии, сняли с него бронежилет и забрали автомат. Майор из автороты поднял караул «в ружьё», выдвинулись по заросшему камышами руслу речки к находящимся выше крепости двум домам (К. якобы указал, что преступники с автоматом ушли в том направленини), обшмонали дома, но ничего не нашли. В камышах обнаружили молодёжь, игравшую в карты. Были подняты две роты, они прочесали крепость и окрестности. В крепости нашли спрятанные самодельный гранатомет и к нему 15 гранат. А недалеко в горах – площадку с недооборудованными стрелковыми ячейками, с которой хорошо просматривалось наше расположение с палатками в Аскеране.
Пропавшие автомат и бронежилет, и их похитителей так и не нашли. У офицеров была версия, что Валентин К. на посту просто уснул, из-за чего к нему незамеченными и подобрались преступники и завладели оружием и бронежилетом. К. отправили в госпиталь в Тбилиси, и увидели мы его уже в части в Харькове.
После этого случая на пост на мосту стали выделять по два бойца.
На этот пост иногда приходила армянка средних лет и приносила бойцам поесть (лаваш, кинза, компот). Мотивировала она это тем, что у неё где-то в России служит сын и она надеется, что её хорошее отношение к нам отразится на жизни её сына: «может быть, и его там у вас кто-то покормит».
3) Нефтебаза. Если ехать от нашего расположения по шоссе в сторону Агдама, то сначала по обе стороны шоссе тянулись виноградники. Затем слева они переходили в поля, а справа был отворот на тупиковую дорогу. Съезжаешь с шоссе на этом отвороте и едешь дальше прямо 1,5 км, потом налево и упираешься в обнесенную забором нефтебазу. На её территории было несколько больших танков (хранилищ для топлива) и площадка для перелива топлива из железнодорожных цистерн. На нефтебазу изредка тепловозом загоняли несколько ж/д цистерн и гражданские перекачивали из них топливо в танки, а через день-другой пустые цистерны тепловоз уволакивал.
На нефтебазе у нас было пять постов, в караул заступало 17 человек: начкар, помощник начкара и 15 бойцов (три смены на каждый из пяти постов). Когда у нас появился второй БТР, его разместили именно на нефтебазы для её охраны, где этот БТР и проторчал до конца нашей командировки. Ещё к караулу нефтебазы относился т.н. «предупредительный пост». Он располагался на некотором отдалении от самой нефтебазы: на крыше одиноко стоящего разбитого здания находились два бойца.
4) Блокпост (КПП) на шоссе между Аскераном и Агдамом, примерно в 3-5 км от нашего расположения на северной окраине Аскерана. Блокпост располагался дальше отворота на нефтебазу. Незадолго до него (примерно в минуте езды) к шоссе слева примыкала грунтовая дорога (она вела от двух поселков, название которых я не помню; кажется, их называли Евлах и Лачин, но я не уверен).

БЛОКПОСТ

Блокпост располагался около места, где шоссе пересекалось с глубоким (до десяти метров) оврагом или яром, местами заросшим «зеленкой». Шоссе проходило через это овраг – яр по насыпи, в которую была вделана большая труба диаметров метра два для перетока воды. Если ехать от Аскерана по шоссе, то сначала был блокпост, а за ним перпендикулярно шоссе проходил этот овраг (яр), тянущийся далеко дальше в обе стороны. При подъезде к блокпосту и за блокпостом до самого оврага (яра) на шоссе были расставлены строительные бетонные блоки, образующие «змейку» и тем самым заставлявшие машины сбрасывать скорость до минимума.
На блокпосту был железный вагончик, а в нём - помещение для отдыха караула (стояли кровати). Вагончик был обвалован мешками с землей: со стороны шоссе на высоту от земли до окон, с тыльной стороны (от виноградников) – только внизу. Также на блокпосту был дзот, также сооруженный из бетонных блоков (два – три в высоту), поставленных так, чтобы между ними оставалось место для бойниц. В дзоте постоянно сидел боец с оружием, чтобы в случае чего открыть огонь. Ни окопов, ни колючей проволоки, ни сигнальных мин на блокпосту не было.
На блокпосту постоянно находилось пять человек: начальник караула (офицер), помощник начкара (сержант) и три бойца. Для бойцов режим работы был такой: два часа сидишь в дзоте, два часа работаешь на проверке машин, два часа отдыхаешь в вагончике или (днём) помогаешь на проверке машин.
Проверяли все проходившие через блокпост машины и их пассажиров. Поток машин был относительно небольшой, да и проверяли мы, конечно, поверхностно.
Как-то во время моей смены на этом блокпосту днём перевернулся одиночный БТР, на котором со стороны Аскерана в сторону Агдама ехали «зелёные» ВВшники (то есть в форме защитного цвета, у нас в СМЧМ была серая форма). Я сам момент аварии не видел, так как находился в вагончике. Но из того, что я потом увидел и услышал от сослуживцев, можно было понять как БТР перевернулся. Перед блокпостом со стороны Агдама в ожидании досмотра стояла белая «копейка» (легковой автомобиль ВАЗ-2101). БТР на скорости проходил «змейку». Его механик-водитель, видимо, испугался, что заденет «копейку» и вывернул вправо. Колёсами БТР хватил обочину и перевернулся в яр на башню вверх колесами. Кто сидел на корпусе БТРа, с него во время переворачивания попрыгали. А один, видимо, не успел и его корпусом придавило, оторвало ногу. Он умер.
Ещё по этому блокпосту у меня в памяти остался такой эпизод. Как-то вечером к блокпосту подъехал со стороны Аскерана ЗИЛ-самосвал с полукруглым кузовом (в таких обычно перевозили бетон, раствор и пр.), встал метрах в трехстах от блокпоста и стоит. Такое поведение было нехарактерным. Боец из дзота взял его на прицел, говорит: водитель выкурил одну сигарету, затем другую. Стоит. Тогда замполит нашей роты, что был тогда начкаром на блокпосту, взял меня и ещё одного бойца, приказал «патрон в патронник», и мы пошли к ЗИЛу. Подошли, осмотрели. Водитель в машине один. Замполит стал его расспрашивать. Водитель лет 25-27-мии рассказал, что он армянин, а жена у него азербайджанка, у них двое детей. Когда начался армяно-азербайджанский конфликт, жена с детьми уехала к родственникам в азербайджанский Агдам. Он очень хочет их увидеть, но появиться армянину в Агдаме очень опасно. Вот он стоит и мучается ехать – не ехать. Наш капитан выслушал и сказал, что стоять ему так около блокпоста нежелательно, давай на что-то решайся. И армянин решился: он поехал в Агдам увидеть жену и детей. На моей смене обратно он не проезжал. Мы потом спрашивали у наших сменщиков про него, но они тоже нам сказали, что такой через блокпост со стороны Агдама не проезжал. Так, может, и пропал человек.
И ещё помню случай. Я стоял на блокпосту у дзота. Со стороны Аскерана появился автобус «Икарус-Турист» (такие большие автобусы красного цвета в СССР ходили между городами) и остановился неподалеку от блокпоста. Дверь автобуса открылась, и из неё выбежал мужчина-азербайджанец. В руке у него был булыжник: овальный, гладкий, размерами чуть больше ладони. И вот этот мужчина с булыжником побежал от автобуса прямо на меня. Что-то кричит на своём языке и на меня этим булыжником замахивается. Мы с ним взглядом встретились – и он встал как вкопанный. А потом начал: «Что тут происходит! Мы вас сюда вызвали, чтобы вы нас защищали, а вы нас не защищаете!» Выяснилось, что этот автобус с пассажирами и без воинского сопровождения ехал из Шуши и на шоссе в Аскеране его забросали камнями. У автобуса были разбиты стекла в окнах, побиты борта, а в лобовом стекле застрял такой же булыжник, с каким азербайджанец бежал на меня.
После этого случая у нас ввели патрулирование по Аскерану. Наша часть стала выставлять ежедневно 10-12 человек для ППС в городе: по 2-3 человека в патруле.
Охраной перечисленных выше объектов, службой на блокпосту и несением ППС мы занимались в Аскеране на протяжении всей нашей службы в Карабахе.
Такого, чтобы бойцов нашей части выстраивали цепочкой вдоль шоссе на время прохождения автоколонны, не было. О том, что так обеспечивали проводку колонн другие части ВВ, мне не известно. Правда, было дело, что нас выставляли цепочками, но это было осенью, когда с горных пастбищ перегоняли огромные стада баранов в сторону Агдама. Для этого нас подняли по тревоге, и мы ночью стояли одной цепочкой вдоль обочины шоссе возле домов, а вторая цепочка стояла напротив первой, но на значительном удалении от неё, уже на равнине. А между цепочками гнали поток баранов. Один баран тогда стоил рублей 150.

ЗАЧИСТКИ

В пределах одной недели в конце лета – начале осени мы участвовали в трёх операциях по зачистке населенных пунктов. Мотивация была такая: в каком-то ВВ-шном полку застрелили офицера: куда-то выдвинулась группа, её обстреляли якобы азербайджанцы и погиб только один офицер. Место обстрела называли, но я его название не помню. Соответственно, мы, как я думаю, участвовали в зачистке поселков, жители которых, видимо, могли быть причастны к обстрелу.
Сначала мы село Ходжалы прошерстили, ставили там всё с ног на голову, а потом село Нахичеваник поставили вверх дном. Это я, конечно, грубо сказал.
Но, тем не менее, перед зачистками нам сказали, чтобы мы шли и ничего не боялись. Не бепредельничать, но смотреть и искать всё подозрительное. Заходить в дома, заглядывать в подвалы, погреба. Что конкретно искать нам не сказали, было сказано: «подозрительное». Мы понимали, что искать нужно запрещенные к обращению предметы (оружие, например) и людей без документов или чьё поведение вызывает подозрения.
От нашей части на автомашинах выдвигались две роты. Одна рота ставила кольцо вокруг села (чтобы никто без досмотра не мог выйти и зайти), а вторая рота заходила в село и проходила его, всё там смотрела.
Правда, в обоих случаях ничего не нашли. Только бардак в домах устроили.
Была ещё одна операция по зачистке какого-то населенного пункта, в которой наша часть участвовала. Но я название села не помню. Мне запомнилось, что моя рота стояла в оцеплении вокруг села вместе с русскими милиционерами (не из СМЧМ, а именно из милиции), которые, как выяснилось из разговора с ними, были из города Николаева. Их было человек 20.
Зачисткой села Нахичеваник кто-то из его жителей или кто другой оказались недовольны (видимо, во время зачистки кто-то из наших кого-то стукнул, или сказали что-нибудь типа «Рот закрой!»). И до нашего руководства довели угрозы с нами каким-то образом расправиться, «взорвать».
Потом, видимо, поступила информация о дне (или ночи) готовящегося нападения или провокации. Её наши восприняли всерьёз. И вот тогда (примерно через две недели после операции в Нахичеванике) в наше расположение вечером прибыла бронетехника. Танки и БТРы встали по периметру нашей базы в Аскеране и стояли там до утра: моторы гудели, прожектора с техники светили. Никакого нападения не произошло. И утром вся эта техника от нас уехала. А две роты нашей части с утра прочесали территорию в 1-3 км от части. Ничего подозрительного не нашли.
Больше угроз не было.
Ещё через два-три дня после того, как у нас ночь продежурила бронетехника, в Аскеране произошел сильный взрыв. Было это так.

В нашем расположении на территории пивзавода бани не было. Поэтому сначала в банный день (суббота или воскресенье) на помывку мы ходили в «душевую» - отдельно стоящее здание на территории детского садика в Аскеране (две роты ходили в субботу, две роты в воскресенье). Но однажды очень рано утром (часов в 6) в будний день (вторник или среда) в Аскеране прогремел сильный взрыв. Я его помню, во-первых, потому что он был очень громким (хотя наше расположение от него было в километре), а, во-вторых, потому что с нашей стороны на взрыв (вроде бы не рядовое явление) не было никакой реакции. На него просто никто не обратил внимание. А потом, когда в банный день какая-то рота отправилась на помывку, вдруг выяснилось, что взорванным оказалось как раз здание «душевой», и мыться стало негде.
После этого в нашем расположении срочно поставили палатку, куда провели трубы с водой, и сделали там «баню». Правда, там была только холодная вода. Летом и в начале осени, когда стояла жара, это неудобств не доставляло. А вот в ноябре так мыться было, скажем так, не очень комфортно.
У нас командир полка был не пугливый. Подполковник П. был мусульманин. Хотя фамилия у него была русская (по жене), но по национальности он был то ли узбек, то ли таджик. Он был строгий, но справедливый, мы его уважали. Говорят, ему азербайджанцы предъявляли: ты – мусульманин, а защищаешь армян, как бы чего с тобой плохого не случилось. А он им отвечал, что если кто-то хочет мне что-то сделать – выходы со мной один на один, разберёмся. Он угроз не боялся. В Аскеран из расположения нашей части командир выходил свободно. Брал с собой одного бойца в сопровождение и шел проверять ППС, что в городе творится.

ЗАХВАТ В «ПОДОЗРИТЕЛЬНОМ ДОМЕ»

Из других примечательных случаев мне помнятся такие.
Через неделю – другую после того, как на блокпосту перевернулся БТР с «зелеными» ВВ-шниками, проявила себя наша «группа быстрого реагирования» (ГБР).
Ночью поступила информация о стрельбе в одном из тех двух поселков, от которых к шоссе примыкала грунтовая дорога перед нашим блокпостом (я их назвал Евлахом и Лачином). И туда поехала наша ГБР на БТРе с заданием разобраться, что происходит. Также ГБР сказали, что если же в том поселке, где якобы была стрельба, окажется всё спокойно, нужно будет заехать в другой поселок и проверить подозрительный дом. Будто бы по оперативной информации в этот дом часто приходят неизвестные люди.
ГБР ночью и выехала. В первом селе оказалось всё спокойно, и ГБР поехала проверять «подозрительный дом» в другое село. Мне рассказывали, что этот дом отличался от других ровной крышей (у остальных крыши были покатые). БТР подъехал. Три бойца ГБР вошли во двор, постучали в дверь - тишина. Дверь оказалась незапертой, и они вошли внутрь. Осмотрели первый этаж – никого. Поднялись на второй этаж, там – дверь, из которой пробивался лучик света. Подошли и посмотрели через щель в двери: в комнате сидит человек семь бородачей, стоят автоматы. Бойцы рывком рванули дверь, влетели внутрь. Дали очередь в потолок, кому дали прикладом, кому руками, бородачей подубасили. Забрали оружие. Выводили по одному в БТР (двое держали на прицеле остававшихся в комнате, а один под прицелом автомата выводил по одному в БТР). Кое-как погрузили бородачей в БТР и отвезли в комендатуру в Степанакерт. Когда пришел день, для осмотра «подозрительного дома» приехала следственная группа и нашла в доме ещё оружие и боеприпасы.
А группе быстрого реагирования за всё про всё объявили благодарность.

«БЕЛАЯ НИВА»

В том районе, где мы располагались, со стороны боевиков действовала «Белая Нива» - пулеметная установка на базе автомобиля «Нива». У этого легкового автомобиля повышенной проходимости была срезана крыша от места водителя до заднего борта (получился «пикап»). В задней части на станке был установлен пулемет.
За этой «Нивой» в нашем районе была развернута настоящая охота, в которой много раз участвовала и наша часть. Но все попытки её захватить или уничтожить были безуспешны. Чем в итоге закончились эти попытки её изловить, мне неизвестно.
Эта «Белая Нива» один раз ночью обстреляла наш пост в горах, который охранял вагончик с аппаратурой для выведения самолетов на аэродром. Было это так.
Ночью на посту по свету от фар заметили, что приближается автомобиль. Думали, что подъезжает наш «уазик». Но в метрах в 150 до поста автомобиль остановился так, что фары дальнего света освещали весь наш пост и с машины у нас всё было хорошо видно. Наши по рации попытались с машиной связаться (позывной наш я точно не помню, кажется, был «Памир»): «Памир! Я – «Памир-3», почему не двигаетесь?» А в ответ на нашей волне заговорил голос с акцентом: «Это не те, кого вы ждете! Зачем сюда приехали? Уезжайте домой! Я знаю, куда по вам открывать огонь, где вы все прячетесь!»
У нас «караул в ружьё!» и давай рассредотачиваться. Мы по рации спрашиваем:
- Это «Белая Нива»?
- Да, мы – «Белая Нива». Мы вас расстреляем, и ваши мамы будут плакать.
- Ну, тогда мы – готовы. Давай, стреляй!
С машины дали в сторону нашего поста длинную очередь (пули вошли в землю до и после жилого вагончика, который заслонял вагончик с аппаратурой, сами вагончики не пострадали). Мы стали стрелять из автоматов на свет фар.
После этого машина развернулась и уехала.
И сразу после этого на нашей частоте проявился наш «Памир» - часть в Аскеране (думаю, что «Белая Нива» его глушила, когда вклинилась в нашу радиосвязь).
Этот случай был единичный. Но в охоте за «Белой Нивой» мы участвовали.

Однажды в начале ночи (между 23 часами и 01 часом) в нашем расположении по тревоге подняли две роты (точно помню, что это были 1-я и 4-я роты), усадили в ЗИЛы (всего поехало четыре ЗИЛ-131) и повезли. Сначала ехали с включенными фарами, потом ехали в полной темноте с выключенными фарами. Приехали в какое-то место, вдали – какой-то поселок (виднелись освещенные окна), Т-образный перекресток, дорога уходит в гору. Высадились, ЗИЛы ушли. Нам офицеры поставили задачу: «Ждём «Белую Ниву». Если поедет, - остановить любым способом, огонь на поражение». Нас всех – человек 80 было - одной цепью (промежуток между бойцами был метров 10) загнали в канаву вдоль обочины дороги, и мы стали ждать. У офицеров были два ночных бинокля, и они наблюдали. Через час появилась «Нива», остановилась, не доезжая до нашей цепочки. Повертела фарами в нашу сторону. Выключила фары. Стояла минут пять с выключенными фарами. Потом моргнула фарами несколько раз и уехала в перпендикулярную сторону. Больше она не появилась, и мы спустя какое-то время с засады снялись.
Я думаю, что кто-то сообщил нашим, где будет проезжать «Белая Нива». Потому мы и вышли в засаду. Но кто-то другой нас обнаружил и «Ниву» предупредил о нас. Потому она нас и «задрочивала» морганием фар, а потом уехала.

Спустя неделю – две после этого также в начале ночи поступила информация, что «Белую Ниву» заметили в нашем районе. Для реализации этой информации выехала ГБР на БТРе. Из центра Аскерана переехали через автомобильный мост над железной дорогой и через 300 метров увидели габаритные огни. На БТРе включили прожектор и в его свете увидели «Белую Ниву». Погоня. Там дорога уходит вверх на перевал. И пока дорога шла вверх, БТР догонял «Ниву». На перевале расстояние до неё было всего метров 50. Потом перевал и спуск. Когда БТР прошел перевал, прожектор «Ниву» уже не видел, внизу только габаритные огни. «Нива» с перевала быстро ушла вниз, БТР её не догнал. Приказа на огонь не было, потому по ней не стреляли.
Потом было ещё раза три, когда «Нива» при разных обстоятельствах уходила от погони. Все случаи были в целом аналогичны: преследователи почти настигали «Ниву», но потом она неизменно от них отрывалась. Так и не поймали.

Ещё был случай, что из Степанакерта шел грузовой поезд, и его машиниста закидали камнями. Это случилось на перегоне ещё до Аскерана.
Ещё помню у нас в части был разговор, что где-то в Карабахе в пропасть упал БТР и при этом погиб боец. БТР хотели поднять из пропасти, но не смогли. Тогда с него поснимали всё, что было можно, а сам БТР сожгли. Других обстоятельств этого происшествия (место, время, принадлежность БТРа к части и пр.) мне неизвестно.
С местным армянским населением в Аскеране у нас отношения были мирные.
Замполит о цели нашего пребывания в Карабахе говорил, что «мы находимся здесь для прекращения межнациональных конфликтов». Я считаю, что с этой задачей мы справились, так как в нашем районе при нас столкновений между армянами и азербайджанцами не было.
Из Карабаха в Харьков мы вернулись в декабре 1990 года. По прибытии нам говорили, что возможно через полгода нашу часть снова отправят в Карабах.
Но больше командировок за пределы Украины при мне не было.

Мы ездили в командировку в Киев. Там был такой одиозный депутат Степан Хмара. Его судили. И мы охраняли здание суда и площадь перед судом. Там толпа митинговала и требовала то ли освободить Хмару, то ли, наоборот, его посадить (я сейчас уже не помню, что они требовали). Ещё в Киеве мы патрулировали.
Когда было ГКЧП, мы в Харькове находились в «повышенной готовности» - сидели «на чемоданах» в расположении части. Но никуда не поехали.
А потом я уволился.
Что характерно. Когда мы вернулись из Карабаха, нашу часть выстроили на плацу, и начальник штаба говорил, что всем будут выданы удостоверения участников боевых действий. Потом прошло какое-то время, и бойцы стали вопросы задавать: когда же, наконец, это случится. Комсорг роты пытался этот вопрос прояснить, и ему ответили, что Москва разъяснила: «на территории Советского Союза боевых действий не ведется». Поэтому в нашей части участников боевых действий быть не может.