Форумы
в/ч 1382 (в/ч 23641 342 МСП 75 МСД передан в состав ПВ КГБ СССР в 1990г.) Джульфа
Вспоминает Александр Левченков
На фото Сергей Чеботаев и Александр Левченков
Призвали меня в декабре 1989 года, срочную службу я проходил сначала полгода в сержантской «учебке» связи в городе Тбилиси, а потом – в мотострелковом полку в городе Джульфа Нахичеванской АССР.
В моём военном билете прохождение службы отражено так:
28.05.1990 – присвоено звание младший сержант,
начальник радиостанции Р-140,
01.06.1990 – командир КШМ, вч 1382,
28.05.1991 – присвоено звание сержант,
25.06.1991 – начальник узла связи, НШ ПАВЛОВ.
06.10.1991 – присвоено звание старший сержант.
24.11.1991 – уволен в запас, приказ № 472 от 20.11.1991, НШ п/п-к ПАВЛОВ.
После окончания учебки нас, свежеиспеченных сержантов, загрузили на аэродроме в Тбилиси в винтовой военно-транспортный самолет, и мы полетели в Нахичевань. Когда подлетали к Нахичевани, к нам вышел бортинженер и сказал: «… там, в Нахичевани, к самолету побежит толпа беженцев. Поэтому мы останавливаться не будем – откроем люк, и вы через него сами выберетесь на взлетно-посадочную полосу, дальше до аэропорта дойдете сами…».
Так и получилось: самолет приземлился и на небольшой скорости катился по полосе, а мы через люк соскакивали на бетон полосы и отбегали в сторону. Когда мы выскочили, самолет, не останавливаясь, сразу ушел на взлёт.
В аэропорту мы нашли встречавшего нас офицера, а дальше нас привезли в расположение Нахичеванской дивизии. Света нет, вода с перебоями, всё разбито… Там нас, прибывших из учебки поделили. Четверых – меня, Карася, Серегу Диголяна и Костю Ананьева – распределили в Джульфинский мотострелковый полк. Нас забрал командир полка - тогда ещё майор - ИВАНОВ Александр Иванович, и на одном УАЗике привез в Джульфу, в полк.
Командир полка Иванов – здоровый, под два метра ростом, справедливый, правильный мужик. Он родом с Москвы, а в Джульфинский полк пришел с Прибалтики чуть не капитаном, он заканчивал Военную Академию, а следующие звания – майора, подполковника ему присваивали досрочно. Комдив у нас тоже был полковник.
Джульфинский полк, как и вся Нахичеванская дивизия был подчинен КГБ. Форма у нас в полку была пограничная.
Джульфа, где мне довелось служить, - это такой захолустный городок, одна часть которого расположена на советском берегу реки Аракс, а другая – на иранском берегу. Здесь – единственный удобный заход сквозь горы по ущелью вглубь Ирана. Через реку – железнодорожный мост, по которому при мне ещё ходил поезд «Москва – Тегеран». Соответственно, на нашей стороне – железнодорожная станция, а впритык к ней – расположение моего полка.
Полк был оснащен только легким стрелковым вооружением. Из бронетехники – только легкие гусеничные бронетранспортеры МТЛБ, а у разведроты – БМП. Никакого тяжелого вооружения - ни танков, ни минометов, ни артиллерии - в полку не было. Ещё были щиты и дубинки для разгона массовых скоплений людей.
Когда мы приехали, полк находился на военном положении из-за армяно-азербайджанского противостояния и какой-то общей неразберихи вокруг.
Лето. Жара. Казармы без окон. Скорпионы, фаланги. Ночью комары. Молодёжь тутовника нажралась – у них понос… Воды нет. Света нет. Нет - то ли потому что блокада всей Нахичеванской АССР со стороны Армении, то ли потому что блокада расположения полка со стороны местных азербайджанских властей и Народного фронта. В бане удавалось помыться раз в месяц. У солдат вши. Были вспышки дезинтерии и гепатита.
По прибытии в полк всех нас четырёх сержантов с учебки направили в роту связи, где я и служил до увольнения в запас. В учебке меня учили на радиостанцию Р-140, но в роте связи полка таких станций не было. Меня назначили командиром командно-штабной машины (КШМ).
В моей роте связи был радиовзвод и взвод телефонной связи (для внутренней связи в расположении нашего полка), а из техники кроме телефонов было четыре КШМ Р-145 (на базе БТР-60), одна КШМ Р-142 (на базе автомобиля ГАЗ-66), два БРДМ и три бортовых автомашины ГАЗ-66. Вся техника роты была действующей.
Командиром роты связи был старший лейтенант, потом капитан ВОРОНОВ Сергей (он «залётчик» - что-то натворил в «учебке» в Тбилиси и его перевели в Джульфу), замполитом роты – старший лейтенант МАЗУР Николай. В роте был один взводный – лейтенант КАНАКОВ. Обязанности другого взводного исполнял сверхсрочник АЛИЕВ, старшиной роты был старший прапорщик ЮСИФОВ Аббас, оба были местными азербайджанцами, жили в Джульфе. Начальником связи полка был сибиряк майор ШЕЛЕПОВ. Из командования полка кроме комполка Иванова помню начальника штаба полка – сначала это был ГУЛЯЕВ. После него начштаба полка был майор после Афгана с орденом Красной Звезды, у него иногда «сносило крышу».
Обычно наша единственная Р-142 была развернута в расположении полка в Джульфе и обеспечивала постоянную связь с дивизией и подразделениями полка, которые находились вне его расположения: если батальон уходил на задание, с ним обязательно уходила и одна из КШМ Р-145 полковой роты связи. Из-за этого мне пришлось в Р-145 практически год жить… Хотя, и на Р-142 мне довелось работать. Например, под Новый год я был на Р-142 на 19-й погранзаставе.
Что было характерно для работы связиста в Джульфе - это противодействие со стороны американского разведцентра, который, как я слышал, находился на той, иранской, стороне Джульфы. С этого центра постоянно врубали глушение, ставили нам помехи, из-за чего приходилось менять частоты, антенны перекручивать…
Когда мы приехали с «учебки», Джульфинский полк ещё был на месте своей постоянной дислокации. Но прошло лето и началась «война» в Джульфе: азербайджанцы стали митинговать у КПП нашей части. Кричали нам: «Оккупанты! Зачем тут находитесь? Уезжайте!» Пытались прорваться на территорию нашей части на машине.
Но наш комполка Иванов был командир резкий и у него на всё был адекватный и аккуратный ответ, в зависимости от ситуации и действующих лиц.
Потом осень проходит, остаётся мне служить год, собирает нас ротный: «Часть будет полностью славянской, из-за чего будет замена личного состава. Кто хочет – может идти дослуживать в Волгоград, кто остается – будет дальше служить по контракту…». Мы остались, а чеченцы, дагестанцы уехали. И осенью к нам с Волгограда пограничников привезли. Потом славяне стали прибывать, большая партия новобранцев прибыла с Горького (сейчас – Нижний Новгород).
Тогда же с нами заключили контракт, записали, что я «изъявил добровольное согласие служить на территории Закавказского пограничного округа». Помню, по контракту офицер получал 500 рублей в месяц, а я как старший сержант – 480 рублей. Из них 150 рублей я получал наличными, а остальные шли на сберкнижку. По контракту мне был положен обязательный отпуск в 24 дня не считая дороги.
Прямо в Новый год (1990/91) начались беспорядки на границе, на КПП в Джульфе. Такие беспорядки были тут год тому назад (1989/90), и местные, видимо, отмечали их годовщину. Азербайджанцы опять рвались через границу в Иран. В самой Джульфе и около расположения нашего полка снова проходили митинги, которые устраивал Народный фронт Азербайджана: собиралась большая толпа людей с женщинами, с маленькими детьми. Из толпы кричали нам, что мы – фашисты и должны отсюда убираться, а они хотят здесь своё государство построить.
Мне эти митинги вспоминались, когда я пришел после «дембеля» к себе домой, в Великие Луки. Оказалось, что у меня на Родине объявилась масса азербайджанцев, армян и прочих кавказцев. Они все как-то так оказались здесь, у меня на Родине. И я задумывался и задумываюсь сейчас: зачем они там, тогда, у себя, так рьяно кричали и боролись за свой герб, флаг, свой язык, за национальную независимость? При том, что мы, находясь там, в Джульфе, ни на их горы, ни на их землю не претендовали, и жить там не собирались. И я до сих пор не могу понять, зачем их сюда, на мою Родину пускают, если они там тогда так хотели своей независимости и её получили?
К митингующим выходил комполка Иванов, он и разговаривал с людьми, и ругался с ними…
Был случай, что через КПП-2 на территорию полка ворвалась гражданская легковая автомашина - «шестерка» (ВАЗ-2106). Её водитель – азербайджанец-житель Джульфы – уклонился от общения с нашими бойцами, несущими службу на КПП, и стремительно въехал в расположение полка. И уже вслед машина получила очередь из автомата с КПП. В результате водитель, который так попробовал показать свою крутость и потешиться над нашими бойцами, был ранен и задержан. Командир полка Иванов поместил его на лечение в военный госпиталь в Нахичевань.
После этого наши КПП завалили мешками с песком, на КПП и вдоль забора части встали БМП…
А ситуация вокруг полка всё ухудшалась. Железнодорожное сообщение с Нахичеванской АССР ухудшалось и прерывалось. Снабжение становилось всё хуже и хуже как у нас в полку, так и у населения Джульфы. Когда на станцию приходил вагон с картошкой, разведроту полка ставили в охрану, чтобы местные не растащили… Бензовозы с Нахичевани в полк тоже ходили под охраной…
В Новый год и после него подразделения нашего полка выходили на усиление погранзастав на границе – обычно на срок в 2-3 недели. С этими подразделениями, чтобы держать связь с полком, выходили на заставы и КШМки моей роты связи. Усиливали 17-ю, 18-ю, 19-ю заставы на реке Аракс, а ещё охраняли железнодорожный путь, который проходит по армянскому «куску» в Карабахе (Мегри) между Нахичеванью и основной территорией Азербайджана…
КШМ Р-145 – внешне это бронетранспортер, на заставе стоял на боевом дежурстве - в постоянной готовности к приему-передаче радиосообщений, под засекречивающей спецаппаратурой – мина (чтобы не допустить захвата такой спецаппаратуры), сама машина – затянута маскировочной сеткой. И вот в таких условиях, я помню, местные гражданские с КШМ пытались масксетку украсть…
Пограничные заставы, бывало, по две недели без хлеба жили… И мы на усиление к ним выезжали. Усиление – это когда нашу технику ставят вокруг погранзаставы, и наша пехота ходит на границу вместе с пограничниками в составе усиленных нарядов. И так – на протяжении 2-3-х недель…
Чтобы местные азербайджанцы на наш КПП на границе с иранской Джульфой не нападали (там бывало кирпичами кидались и так далее), азербайджанцев стали по договоренности с Ираном через мост в Иран пропускать: в первое воскресенье наши граждане от нас ходили туда, в Иран и вечером возвращались обратно; в следующее воскресенье – наоборот: иранские граждане приходили с Ирана сюда.
В полку «дедовщина» была, но не грубая. Иванов с ней боролся. На построении пройдет по подразделениям, посмотрит, кто как выглядит, выявит обидчиков. А в воскресенье выставит на плац полка боксерский ринг и обидчиков заставит на нём биться с Ваней из разведроты. Ваня действовал как огромная машина для боя…
Тогда ещё в Ираке война была. Из-за этого нам в полк привезли новые противогазы, в которых можно было пить и принимать пищу. Ещё приезжали представители НАТО, ходили по территории полка, смотрели… У нас появились бундесверовские сухпайки: супы в фольге, хлеб в банках…
Так как-то прошли зима и весна 1991 года. А летом началось обострение в районе Мегри - там со стороны Армении тоже был Народный Фронт, только уже армянский. А тогда, летом 1991 года, у армянского народного фронта на вооружении уже были бронетранспортеры (правда, старые - БТР-152) и пулеметы Дегтярева…
И вот там, как я слышал, азербайджанские пастухи пасли баранов, армяне азербайджанского пастуха убили и баранов забрали. Тогда азербайджанцы разобрали кусок железной дороги, который проходил через армянскую территорию. Туда поехал наш комполка Иванов на переговоры. В итоге баранов вернули, железную дорогу снова собрали…
Армяне стали обстреливать пассажирский поезд из Баку, который проходил по тому отрезку железной дороги, который проходил через армянскую территорию… А тот поезд и без того выглядел ужасно: дверей нет, стекол нет, всё разбито…
Подразделения нашего полка и так уже стояли на железнодорожных станциях блокпостами и охраняли разные тоннели, чтобы их боевики не подорвали. А тут на каждый железнодорожный состав наши стали сажать наряд из солдат – в тепловоз, чтобы они состав сопровождали. И, кроме того, на опасном участке, где параллельно с железной дорогой шла автодорога, по автодороге вровень с поездом шли две наши БМП, чтобы оказать поддержку, если вдруг опасность. После того, как состав миновал опасный участок, наш наряд выходил, БМП возвращались к началу такого участка и потом со следующим составом всё повторялось…
Плюс тогда же наши стояли на административной армяно-азербайджанской границе в Нювади. Это такое азербайджанское село. Там вокруг села наши установили блокпосты и КПП. Когда там стояли подразделения нашего полка, им выдавали форму Внутренних Войск и укороченный автоматы АКСУ. Армяне обстреливали село из градобоев. Но при этом, как нам рассказывали, армяне якобы доводили до нашего руководства, что к нам, войскам, они относятся нейтрально, а борются только с азербайджанцами…
В Нювади и вдоль армяно-азербайджанской границы наши подразделения с техникой выдвигались по железной дороге.
Где-то там же стояли десантники… Из-за них нам комполка Иванов сказал: «Знаю, что везде шаритесь, лазите. Но имейте в виду: десантники сначала стреляют, потом думают… осторожнее!»
Когда были в Нювади, комполка Иванов запретил пускать туда кого бы то ни было, любых журналистов: «Я тут хозяин, и это я решаю, кто куда поедет…»
Тогда бывало, что в расположении полка почти никого и не оставалось: один батальон находился в Нювади, другой батальон – вдоль железной дороги, третий батальон – на усилении пограничных застав на советско-иранской границе… В полку – только молодые на КМБ и минимум бойцов, обеспечивающий караулы. И вот так было почти целый 1991-й год…
Был казус: в Нахичевани была вертолетная эскадрилья, она была придана нашему полку на поддержку. Так вот как-то летом с Ирана прилетел спортивный самолет и сел прямо к вертолетчикам в Нахичевань. Приезжала комиссия из Москвы: этот спортивный самолет разобрали, погрузили в Ил-76 и увезли в Москву…
Летом 1991 года я ездил на Родину в отпуск. Тогда ситуация с транспортным сообщением с Нахичеванью была очень плохая: противостоящие друг другу стороны железную дорогу между Баку и Нахичеванью то разбирали, то собирали. Соответственно, сообщение то есть, то его нет. Бывало, в Баку на вокзале толпа пограничников в ожидании поезда в Нахичевань жила по месяцу. Прямо на столах спали. Местные менты на вокзал приедут – пограничники их пошлют, ничего с ними сделать у ментов не получается…
Из отпуска в Джульфу я вернулся в конце июля 1991 года. Приходит август: в Москве – ГКЧП. Наш комдив (он только-только звание генерал-майора получил) отправил в Москву телеграмму поддержки ГКЧП. Базировавшийся в Нахичевани полк нашей дивизии выдвинулся на аэродром, чтобы грузиться с техникой на самолеты и вылетать на Москву. А наш джульфинский полк должен был выдвигаться и вылетать следующим… И тут из Москвы приходит отбой… В итоге из Москвы приехала комиссия КГБешников, на комдива завели дело из-за поддержки ГКЧП, но чем дело кончилось и что стало с комдивом мне неизвестно… А нас опять вывели на административную границу с Арменией…
Вода в полку была с перебоями – бывало, что местные отключали. Командир полка Иванов с «особистом» полка постоянно мотались на УАЗике, пытаясь уладить вопросы жизнеобеспечения полка с местными…
В конце 1991 года азербайджанцы из Народного фронта ходили с повязками цветов их флага, приходили к КПП полка, орали, бряцали оружием. Было, что и дорогу на Нахичевань (то есть в дивизию) перегораживали…
Комполка Иванов брал нескольких разведчиков и выходил с народофронтовцами разговаривать. Это постоянно происходило. Иванов там многое пережил… Ещё, бывало, старшину-азербайджанца с моей роты брал с собой. У старшины же там везде была родня, он всех знал, его все знали - видимо, нашим так было легче разговаривать и договариваться…
Ходили слухи, что наш полк будут выводить. Мой ротный шутил со старшиной: «Что, Аббас, мы уйдём, что тогда будешь делать? Баранов по полку пасти…?»
В конце моей службы почта не ходила, посылки не доходили…
Осенью 1991 года железную дорогу между Баку и Нахичеванью снова разбирали. Из-за этого нас, дембелей, вывозили на «дембель» частью по железной дороге, а частью - вертолетом через Ереван.
Мне известно о нескольких погибших в нашем полку.
Близ поселка Нювади погибли трое: командир и замполит одной из рот и сверхсрочник. Они решили сходить на охоту за кабаном и пропали. Их искали недели две, даже с вертолета искали. Нашли только их раздетые тела. Наши бойцы, которые забирали их тела, были в ОЗК – так как тела на летнем солнце разложились. Те, кто убил офицеров и сверхсрочника, завладели рацией, двумя автоматами и пистолетом.
Ещё я знаю, что у нас на автомашине разбились насмерть двое: начальник секретной части полка и шифровальщик-старший прапорщик.
У нас в полку были т.н. «дети полка». Шесть или семь несовершеннолетних, русских по национальности. Они жили в офицерском общежитии и были как бы на содержании полка. Когда самому старшему из них исполнилось 18 лет, его зачислили служить в наш полк, в оркестр. Кто они были такие и почему их звали «дети полка», я не знаю.
Я когда уходил в армию в 1989 году, была страна и было всё нормально. А когда я вернулся из армии в 1991 году – уже ничего не было. Я не понимал, что сделали со страной. У папани были скоплены деньги на автомобиль – их хватило только на пуховик. Работы не было. У нас в семье, в хозяйстве было две коровы и полгектара картошки – вот за счет своего хозяйства мы в 90-х гг. и жили, как-то держались… Наш город Великие Луки маленький, в 90-е гг. у нас были бандиты, их «бригады» будто бы всё тут держали. Но, как мне иногда кажется, тогда порядка в городе было больше, чем сейчас. Потому что пусть и «смотрящие», но в город они, например, наркоторговцев не пускали. А сейчас вроде и «бригад» нет, а всё запутано и порядка нет. Раньше у нас в городе было несколько заводов, а сейчас только Великолукский мясокомбинат – агрохолдинг, его продукция по всей стране расходится. Но он, по сути, единственное большое предприятие на весь город. А на месте радиозавода – рынок, где сидят армяне и азербайджанцы. Недавно между Арменией и Азербайджаном была новая война. И я этим, что на рынке, сказал о том, что, может, их место на той войне. Они говорят: нет, это не наша война, мы к тем, кто там воюет, отношения не имеем…
На фото Сергей Диголян, Сергей Чеботаев и Александр Левченков
На фото Сергей Чеботаев и Александр Левченков
Призвали меня в декабре 1989 года, срочную службу я проходил сначала полгода в сержантской «учебке» связи в городе Тбилиси, а потом – в мотострелковом полку в городе Джульфа Нахичеванской АССР.
В моём военном билете прохождение службы отражено так:
28.05.1990 – присвоено звание младший сержант,
начальник радиостанции Р-140,
01.06.1990 – командир КШМ, вч 1382,
28.05.1991 – присвоено звание сержант,
25.06.1991 – начальник узла связи, НШ ПАВЛОВ.
06.10.1991 – присвоено звание старший сержант.
24.11.1991 – уволен в запас, приказ № 472 от 20.11.1991, НШ п/п-к ПАВЛОВ.
После окончания учебки нас, свежеиспеченных сержантов, загрузили на аэродроме в Тбилиси в винтовой военно-транспортный самолет, и мы полетели в Нахичевань. Когда подлетали к Нахичевани, к нам вышел бортинженер и сказал: «… там, в Нахичевани, к самолету побежит толпа беженцев. Поэтому мы останавливаться не будем – откроем люк, и вы через него сами выберетесь на взлетно-посадочную полосу, дальше до аэропорта дойдете сами…».
Так и получилось: самолет приземлился и на небольшой скорости катился по полосе, а мы через люк соскакивали на бетон полосы и отбегали в сторону. Когда мы выскочили, самолет, не останавливаясь, сразу ушел на взлёт.
В аэропорту мы нашли встречавшего нас офицера, а дальше нас привезли в расположение Нахичеванской дивизии. Света нет, вода с перебоями, всё разбито… Там нас, прибывших из учебки поделили. Четверых – меня, Карася, Серегу Диголяна и Костю Ананьева – распределили в Джульфинский мотострелковый полк. Нас забрал командир полка - тогда ещё майор - ИВАНОВ Александр Иванович, и на одном УАЗике привез в Джульфу, в полк.
Командир полка Иванов – здоровый, под два метра ростом, справедливый, правильный мужик. Он родом с Москвы, а в Джульфинский полк пришел с Прибалтики чуть не капитаном, он заканчивал Военную Академию, а следующие звания – майора, подполковника ему присваивали досрочно. Комдив у нас тоже был полковник.
Джульфинский полк, как и вся Нахичеванская дивизия был подчинен КГБ. Форма у нас в полку была пограничная.
Джульфа, где мне довелось служить, - это такой захолустный городок, одна часть которого расположена на советском берегу реки Аракс, а другая – на иранском берегу. Здесь – единственный удобный заход сквозь горы по ущелью вглубь Ирана. Через реку – железнодорожный мост, по которому при мне ещё ходил поезд «Москва – Тегеран». Соответственно, на нашей стороне – железнодорожная станция, а впритык к ней – расположение моего полка.
Полк был оснащен только легким стрелковым вооружением. Из бронетехники – только легкие гусеничные бронетранспортеры МТЛБ, а у разведроты – БМП. Никакого тяжелого вооружения - ни танков, ни минометов, ни артиллерии - в полку не было. Ещё были щиты и дубинки для разгона массовых скоплений людей.
Когда мы приехали, полк находился на военном положении из-за армяно-азербайджанского противостояния и какой-то общей неразберихи вокруг.
Лето. Жара. Казармы без окон. Скорпионы, фаланги. Ночью комары. Молодёжь тутовника нажралась – у них понос… Воды нет. Света нет. Нет - то ли потому что блокада всей Нахичеванской АССР со стороны Армении, то ли потому что блокада расположения полка со стороны местных азербайджанских властей и Народного фронта. В бане удавалось помыться раз в месяц. У солдат вши. Были вспышки дезинтерии и гепатита.
По прибытии в полк всех нас четырёх сержантов с учебки направили в роту связи, где я и служил до увольнения в запас. В учебке меня учили на радиостанцию Р-140, но в роте связи полка таких станций не было. Меня назначили командиром командно-штабной машины (КШМ).
В моей роте связи был радиовзвод и взвод телефонной связи (для внутренней связи в расположении нашего полка), а из техники кроме телефонов было четыре КШМ Р-145 (на базе БТР-60), одна КШМ Р-142 (на базе автомобиля ГАЗ-66), два БРДМ и три бортовых автомашины ГАЗ-66. Вся техника роты была действующей.
Командиром роты связи был старший лейтенант, потом капитан ВОРОНОВ Сергей (он «залётчик» - что-то натворил в «учебке» в Тбилиси и его перевели в Джульфу), замполитом роты – старший лейтенант МАЗУР Николай. В роте был один взводный – лейтенант КАНАКОВ. Обязанности другого взводного исполнял сверхсрочник АЛИЕВ, старшиной роты был старший прапорщик ЮСИФОВ Аббас, оба были местными азербайджанцами, жили в Джульфе. Начальником связи полка был сибиряк майор ШЕЛЕПОВ. Из командования полка кроме комполка Иванова помню начальника штаба полка – сначала это был ГУЛЯЕВ. После него начштаба полка был майор после Афгана с орденом Красной Звезды, у него иногда «сносило крышу».
Обычно наша единственная Р-142 была развернута в расположении полка в Джульфе и обеспечивала постоянную связь с дивизией и подразделениями полка, которые находились вне его расположения: если батальон уходил на задание, с ним обязательно уходила и одна из КШМ Р-145 полковой роты связи. Из-за этого мне пришлось в Р-145 практически год жить… Хотя, и на Р-142 мне довелось работать. Например, под Новый год я был на Р-142 на 19-й погранзаставе.
Что было характерно для работы связиста в Джульфе - это противодействие со стороны американского разведцентра, который, как я слышал, находился на той, иранской, стороне Джульфы. С этого центра постоянно врубали глушение, ставили нам помехи, из-за чего приходилось менять частоты, антенны перекручивать…
Когда мы приехали с «учебки», Джульфинский полк ещё был на месте своей постоянной дислокации. Но прошло лето и началась «война» в Джульфе: азербайджанцы стали митинговать у КПП нашей части. Кричали нам: «Оккупанты! Зачем тут находитесь? Уезжайте!» Пытались прорваться на территорию нашей части на машине.
Но наш комполка Иванов был командир резкий и у него на всё был адекватный и аккуратный ответ, в зависимости от ситуации и действующих лиц.
Потом осень проходит, остаётся мне служить год, собирает нас ротный: «Часть будет полностью славянской, из-за чего будет замена личного состава. Кто хочет – может идти дослуживать в Волгоград, кто остается – будет дальше служить по контракту…». Мы остались, а чеченцы, дагестанцы уехали. И осенью к нам с Волгограда пограничников привезли. Потом славяне стали прибывать, большая партия новобранцев прибыла с Горького (сейчас – Нижний Новгород).
Тогда же с нами заключили контракт, записали, что я «изъявил добровольное согласие служить на территории Закавказского пограничного округа». Помню, по контракту офицер получал 500 рублей в месяц, а я как старший сержант – 480 рублей. Из них 150 рублей я получал наличными, а остальные шли на сберкнижку. По контракту мне был положен обязательный отпуск в 24 дня не считая дороги.
Прямо в Новый год (1990/91) начались беспорядки на границе, на КПП в Джульфе. Такие беспорядки были тут год тому назад (1989/90), и местные, видимо, отмечали их годовщину. Азербайджанцы опять рвались через границу в Иран. В самой Джульфе и около расположения нашего полка снова проходили митинги, которые устраивал Народный фронт Азербайджана: собиралась большая толпа людей с женщинами, с маленькими детьми. Из толпы кричали нам, что мы – фашисты и должны отсюда убираться, а они хотят здесь своё государство построить.
Мне эти митинги вспоминались, когда я пришел после «дембеля» к себе домой, в Великие Луки. Оказалось, что у меня на Родине объявилась масса азербайджанцев, армян и прочих кавказцев. Они все как-то так оказались здесь, у меня на Родине. И я задумывался и задумываюсь сейчас: зачем они там, тогда, у себя, так рьяно кричали и боролись за свой герб, флаг, свой язык, за национальную независимость? При том, что мы, находясь там, в Джульфе, ни на их горы, ни на их землю не претендовали, и жить там не собирались. И я до сих пор не могу понять, зачем их сюда, на мою Родину пускают, если они там тогда так хотели своей независимости и её получили?
К митингующим выходил комполка Иванов, он и разговаривал с людьми, и ругался с ними…
Был случай, что через КПП-2 на территорию полка ворвалась гражданская легковая автомашина - «шестерка» (ВАЗ-2106). Её водитель – азербайджанец-житель Джульфы – уклонился от общения с нашими бойцами, несущими службу на КПП, и стремительно въехал в расположение полка. И уже вслед машина получила очередь из автомата с КПП. В результате водитель, который так попробовал показать свою крутость и потешиться над нашими бойцами, был ранен и задержан. Командир полка Иванов поместил его на лечение в военный госпиталь в Нахичевань.
После этого наши КПП завалили мешками с песком, на КПП и вдоль забора части встали БМП…
А ситуация вокруг полка всё ухудшалась. Железнодорожное сообщение с Нахичеванской АССР ухудшалось и прерывалось. Снабжение становилось всё хуже и хуже как у нас в полку, так и у населения Джульфы. Когда на станцию приходил вагон с картошкой, разведроту полка ставили в охрану, чтобы местные не растащили… Бензовозы с Нахичевани в полк тоже ходили под охраной…
В Новый год и после него подразделения нашего полка выходили на усиление погранзастав на границе – обычно на срок в 2-3 недели. С этими подразделениями, чтобы держать связь с полком, выходили на заставы и КШМки моей роты связи. Усиливали 17-ю, 18-ю, 19-ю заставы на реке Аракс, а ещё охраняли железнодорожный путь, который проходит по армянскому «куску» в Карабахе (Мегри) между Нахичеванью и основной территорией Азербайджана…
КШМ Р-145 – внешне это бронетранспортер, на заставе стоял на боевом дежурстве - в постоянной готовности к приему-передаче радиосообщений, под засекречивающей спецаппаратурой – мина (чтобы не допустить захвата такой спецаппаратуры), сама машина – затянута маскировочной сеткой. И вот в таких условиях, я помню, местные гражданские с КШМ пытались масксетку украсть…
Пограничные заставы, бывало, по две недели без хлеба жили… И мы на усиление к ним выезжали. Усиление – это когда нашу технику ставят вокруг погранзаставы, и наша пехота ходит на границу вместе с пограничниками в составе усиленных нарядов. И так – на протяжении 2-3-х недель…
Чтобы местные азербайджанцы на наш КПП на границе с иранской Джульфой не нападали (там бывало кирпичами кидались и так далее), азербайджанцев стали по договоренности с Ираном через мост в Иран пропускать: в первое воскресенье наши граждане от нас ходили туда, в Иран и вечером возвращались обратно; в следующее воскресенье – наоборот: иранские граждане приходили с Ирана сюда.
В полку «дедовщина» была, но не грубая. Иванов с ней боролся. На построении пройдет по подразделениям, посмотрит, кто как выглядит, выявит обидчиков. А в воскресенье выставит на плац полка боксерский ринг и обидчиков заставит на нём биться с Ваней из разведроты. Ваня действовал как огромная машина для боя…
Тогда ещё в Ираке война была. Из-за этого нам в полк привезли новые противогазы, в которых можно было пить и принимать пищу. Ещё приезжали представители НАТО, ходили по территории полка, смотрели… У нас появились бундесверовские сухпайки: супы в фольге, хлеб в банках…
Так как-то прошли зима и весна 1991 года. А летом началось обострение в районе Мегри - там со стороны Армении тоже был Народный Фронт, только уже армянский. А тогда, летом 1991 года, у армянского народного фронта на вооружении уже были бронетранспортеры (правда, старые - БТР-152) и пулеметы Дегтярева…
И вот там, как я слышал, азербайджанские пастухи пасли баранов, армяне азербайджанского пастуха убили и баранов забрали. Тогда азербайджанцы разобрали кусок железной дороги, который проходил через армянскую территорию. Туда поехал наш комполка Иванов на переговоры. В итоге баранов вернули, железную дорогу снова собрали…
Армяне стали обстреливать пассажирский поезд из Баку, который проходил по тому отрезку железной дороги, который проходил через армянскую территорию… А тот поезд и без того выглядел ужасно: дверей нет, стекол нет, всё разбито…
Подразделения нашего полка и так уже стояли на железнодорожных станциях блокпостами и охраняли разные тоннели, чтобы их боевики не подорвали. А тут на каждый железнодорожный состав наши стали сажать наряд из солдат – в тепловоз, чтобы они состав сопровождали. И, кроме того, на опасном участке, где параллельно с железной дорогой шла автодорога, по автодороге вровень с поездом шли две наши БМП, чтобы оказать поддержку, если вдруг опасность. После того, как состав миновал опасный участок, наш наряд выходил, БМП возвращались к началу такого участка и потом со следующим составом всё повторялось…
Плюс тогда же наши стояли на административной армяно-азербайджанской границе в Нювади. Это такое азербайджанское село. Там вокруг села наши установили блокпосты и КПП. Когда там стояли подразделения нашего полка, им выдавали форму Внутренних Войск и укороченный автоматы АКСУ. Армяне обстреливали село из градобоев. Но при этом, как нам рассказывали, армяне якобы доводили до нашего руководства, что к нам, войскам, они относятся нейтрально, а борются только с азербайджанцами…
В Нювади и вдоль армяно-азербайджанской границы наши подразделения с техникой выдвигались по железной дороге.
Где-то там же стояли десантники… Из-за них нам комполка Иванов сказал: «Знаю, что везде шаритесь, лазите. Но имейте в виду: десантники сначала стреляют, потом думают… осторожнее!»
Когда были в Нювади, комполка Иванов запретил пускать туда кого бы то ни было, любых журналистов: «Я тут хозяин, и это я решаю, кто куда поедет…»
Тогда бывало, что в расположении полка почти никого и не оставалось: один батальон находился в Нювади, другой батальон – вдоль железной дороги, третий батальон – на усилении пограничных застав на советско-иранской границе… В полку – только молодые на КМБ и минимум бойцов, обеспечивающий караулы. И вот так было почти целый 1991-й год…
Был казус: в Нахичевани была вертолетная эскадрилья, она была придана нашему полку на поддержку. Так вот как-то летом с Ирана прилетел спортивный самолет и сел прямо к вертолетчикам в Нахичевань. Приезжала комиссия из Москвы: этот спортивный самолет разобрали, погрузили в Ил-76 и увезли в Москву…
Летом 1991 года я ездил на Родину в отпуск. Тогда ситуация с транспортным сообщением с Нахичеванью была очень плохая: противостоящие друг другу стороны железную дорогу между Баку и Нахичеванью то разбирали, то собирали. Соответственно, сообщение то есть, то его нет. Бывало, в Баку на вокзале толпа пограничников в ожидании поезда в Нахичевань жила по месяцу. Прямо на столах спали. Местные менты на вокзал приедут – пограничники их пошлют, ничего с ними сделать у ментов не получается…
Из отпуска в Джульфу я вернулся в конце июля 1991 года. Приходит август: в Москве – ГКЧП. Наш комдив (он только-только звание генерал-майора получил) отправил в Москву телеграмму поддержки ГКЧП. Базировавшийся в Нахичевани полк нашей дивизии выдвинулся на аэродром, чтобы грузиться с техникой на самолеты и вылетать на Москву. А наш джульфинский полк должен был выдвигаться и вылетать следующим… И тут из Москвы приходит отбой… В итоге из Москвы приехала комиссия КГБешников, на комдива завели дело из-за поддержки ГКЧП, но чем дело кончилось и что стало с комдивом мне неизвестно… А нас опять вывели на административную границу с Арменией…
Вода в полку была с перебоями – бывало, что местные отключали. Командир полка Иванов с «особистом» полка постоянно мотались на УАЗике, пытаясь уладить вопросы жизнеобеспечения полка с местными…
В конце 1991 года азербайджанцы из Народного фронта ходили с повязками цветов их флага, приходили к КПП полка, орали, бряцали оружием. Было, что и дорогу на Нахичевань (то есть в дивизию) перегораживали…
Комполка Иванов брал нескольких разведчиков и выходил с народофронтовцами разговаривать. Это постоянно происходило. Иванов там многое пережил… Ещё, бывало, старшину-азербайджанца с моей роты брал с собой. У старшины же там везде была родня, он всех знал, его все знали - видимо, нашим так было легче разговаривать и договариваться…
Ходили слухи, что наш полк будут выводить. Мой ротный шутил со старшиной: «Что, Аббас, мы уйдём, что тогда будешь делать? Баранов по полку пасти…?»
В конце моей службы почта не ходила, посылки не доходили…
Осенью 1991 года железную дорогу между Баку и Нахичеванью снова разбирали. Из-за этого нас, дембелей, вывозили на «дембель» частью по железной дороге, а частью - вертолетом через Ереван.
Мне известно о нескольких погибших в нашем полку.
Близ поселка Нювади погибли трое: командир и замполит одной из рот и сверхсрочник. Они решили сходить на охоту за кабаном и пропали. Их искали недели две, даже с вертолета искали. Нашли только их раздетые тела. Наши бойцы, которые забирали их тела, были в ОЗК – так как тела на летнем солнце разложились. Те, кто убил офицеров и сверхсрочника, завладели рацией, двумя автоматами и пистолетом.
Ещё я знаю, что у нас на автомашине разбились насмерть двое: начальник секретной части полка и шифровальщик-старший прапорщик.
У нас в полку были т.н. «дети полка». Шесть или семь несовершеннолетних, русских по национальности. Они жили в офицерском общежитии и были как бы на содержании полка. Когда самому старшему из них исполнилось 18 лет, его зачислили служить в наш полк, в оркестр. Кто они были такие и почему их звали «дети полка», я не знаю.
Я когда уходил в армию в 1989 году, была страна и было всё нормально. А когда я вернулся из армии в 1991 году – уже ничего не было. Я не понимал, что сделали со страной. У папани были скоплены деньги на автомобиль – их хватило только на пуховик. Работы не было. У нас в семье, в хозяйстве было две коровы и полгектара картошки – вот за счет своего хозяйства мы в 90-х гг. и жили, как-то держались… Наш город Великие Луки маленький, в 90-е гг. у нас были бандиты, их «бригады» будто бы всё тут держали. Но, как мне иногда кажется, тогда порядка в городе было больше, чем сейчас. Потому что пусть и «смотрящие», но в город они, например, наркоторговцев не пускали. А сейчас вроде и «бригад» нет, а всё запутано и порядка нет. Раньше у нас в городе было несколько заводов, а сейчас только Великолукский мясокомбинат – агрохолдинг, его продукция по всей стране расходится. Но он, по сути, единственное большое предприятие на весь город. А на месте радиозавода – рынок, где сидят армяне и азербайджанцы. Недавно между Арменией и Азербайджаном была новая война. И я этим, что на рынке, сказал о том, что, может, их место на той войне. Они говорят: нет, это не наша война, мы к тем, кто там воюет, отношения не имеем…
На фото Сергей Диголян, Сергей Чеботаев и Александр Левченков
Вспоминает Алексей Яковлев
Призвали меня в декабре 1990 года из Тверской области. На Тверском сборном пункте мы упились. Пришли «покупатели» – сначала из стройбата, и я от них в туалет спрятался, чтобы в стройбат не взяли. Потом пришли моряки – я тоже уклонился: не хотелось служить три года в морфлоте. В итоге остались у нас на призывном пункте одни «жиганы-лимоны». И вот пришли «покупатели»-пограничники: «А слабо вам служить в Закавказье?» - ну, а раз не слабо, - тогда контракт подпишите, что добровольно даёте согласие там служить…
И поехали мы по железной дороге служить в Закавказский погранокруг. Ехали в Нахичевань в вагоне с разбитыми стеклами, на полу – вода. Когда по железной дороге проезжали Джульфу, сопровождающий нас сержант заявил, что «служить тут – жопа». И я подумал: ну я-то ведь сюда служить не попаду.
Приехали в Нахичевань, там нас распределяли, выкрикивая фамилии: «Яковлев – Джульфа!»…
Первое впечатление в Джульфе: КПП полка, а на нём все бойцы в бронежилетах.
Короткий карантин, а затем 29.12.1990 – принятие присяги.
На вооружении в Джульфинском полку были МТЛБ, ЗиЛы, «Уралы», у разведки – БМП и БРДМ.
Дальше я служил в джульфинском полку водителем в ремонтной роте.
Командиром роты был ВАХРУШЕВ Валерий , а замполитом – ИЛЬИН Эдуард, оба молодые офицеры, только-только после военного училища. Старшиной роты был пожилой прапорщик – азербайджанец. Ещё один прапорщик-азербайджанец был командиром одного из взводов роты. Всего в роте нас, срочников, было чуть более 20-ти человек. Со мной служили русские с Пензы, замкомвзвода у меня был азербайджанец Самир.
Наша рота подчинялась п/п-ку ШУБИНУ (он был, кажется, запотыл полка), а непосредственно моим шефом был майор ВАСИЛЬЕВ (кажется, он был зампотехом полка), я их возил на машине. Особенно классным был майор Васильев. Он «афганец», такой резонный, с понятиями. Васильев за пролеты не наказывал, но «леща» мог выдать. Он в конце службы в полку мне сказал: «Была бы моя воля, я бы всем вам по ордену за службу дал…»
Наши бывали в Нювади, но я там не бывал.
Спустя небольшое время после того, как я начал служить в полку, примерно весной 1991 года, у нас в полку убили офицера. Якобы на охоте, то ли армяне, то ли азербайджанцы. До того, как наши тело нашли, он долго лежал на жаре. А я его в цинковый гроб укладывал и запаивал в полковой бане. Ходили слухи, что его убили специально, чтобы разжечь конфликт…
Потом нам довелось ещё около 30-ти гробов паять в Нахичевани после авиакатастрофы: тогда там летом 1992 года на взлете разбился самолет Ан-12 с нашими военнослужащими. Там два гробика для детей делали. Замкомдив, полковник, кажется, МАРКЕЛОВ, приходил к нам, привозил спирт, умолял нас: «Пожалуйста, сделайте!...» (это чтобы мы гробы сделали и останки людей туда заложили, запаяли). Там в катастрофе много людей погибли именно с нашего полка. Наверное, поэтому мы этим и занимались тогда в Нахичевани.
Я помню случай, когда из нашего полка бойцов отправляли в Степанакерт для вывода техники. Я тогда ещё хотел попроситься туда, чтобы технику вывести и потом на дембель. Но мой ротный мне запретил выражать желание туда отправиться… Потом из тех, кого отправили в Степанакерт, обратно пешком вернулся только один парень, весь оборванный, прожженый…
Когда СССР распался, белорусов, украинцев забрали. Нас в полку осталось около 100 человек личного состава… Служить стало тяжелее: личного состава мало, а караулы нести нужно. Тогда из нарядов практически не вылезали, ходили как обмороки. Моя рота в основном несла наряды по парку. С оружием. Но там мы постоянно с оружием находились, а не только в наряде (карауле).
Я помню, что полк обстреливали один раз – как-то ночью стреляли по парку…
В принципе с местными азербайджанцами в Джульфе отношения были нормальные. Можно было их попросить водки принести…
Потом азербайджанцы отказались в полк хлеб поставлять. И мы жили на сухпайках… Я когда домой вернулся, то при росте 182 см весил 65 кг. (и это при том, что последние три месяца служил в другой части).
У нас из полка технику азербайджанцы не захватывали. Но я помню слух, что в Нахичевани у замкомдива захватили УАЗик: выкинули водителя и угнали. Тогда замкомдива открытым текстом по радио объявил: если УАЗик не вернут, в воздух поднимут вертолеты. И азербайджанцы УАЗик «поставили на место».
Перед тем, как передать полк в Джульфе азербайджанцам, весь остававшийся личный состав согнали в одну казарму – то ли 1-го, то ли 3-го батальона. Там мы и жили некоторое время, питались от полевой кухни.
Потом нас на нескольких автобусах привезли в Нахичевань и самолетом перебросили в Тбилиси. Дальше я дослуживал в в/ч 64610 в селе Кода около Марнеули. Что это за часть, я толком и не знаю. Там я скорее коротал время, нежели служил. Меня офицер пытался застроить и заставить заниматься строевой подготовкой, да только ему это не удалось.
Призвали меня в декабре 1990 года из Тверской области. На Тверском сборном пункте мы упились. Пришли «покупатели» – сначала из стройбата, и я от них в туалет спрятался, чтобы в стройбат не взяли. Потом пришли моряки – я тоже уклонился: не хотелось служить три года в морфлоте. В итоге остались у нас на призывном пункте одни «жиганы-лимоны». И вот пришли «покупатели»-пограничники: «А слабо вам служить в Закавказье?» - ну, а раз не слабо, - тогда контракт подпишите, что добровольно даёте согласие там служить…
И поехали мы по железной дороге служить в Закавказский погранокруг. Ехали в Нахичевань в вагоне с разбитыми стеклами, на полу – вода. Когда по железной дороге проезжали Джульфу, сопровождающий нас сержант заявил, что «служить тут – жопа». И я подумал: ну я-то ведь сюда служить не попаду.
Приехали в Нахичевань, там нас распределяли, выкрикивая фамилии: «Яковлев – Джульфа!»…
Первое впечатление в Джульфе: КПП полка, а на нём все бойцы в бронежилетах.
Короткий карантин, а затем 29.12.1990 – принятие присяги.
На вооружении в Джульфинском полку были МТЛБ, ЗиЛы, «Уралы», у разведки – БМП и БРДМ.
Дальше я служил в джульфинском полку водителем в ремонтной роте.
Командиром роты был ВАХРУШЕВ Валерий , а замполитом – ИЛЬИН Эдуард, оба молодые офицеры, только-только после военного училища. Старшиной роты был пожилой прапорщик – азербайджанец. Ещё один прапорщик-азербайджанец был командиром одного из взводов роты. Всего в роте нас, срочников, было чуть более 20-ти человек. Со мной служили русские с Пензы, замкомвзвода у меня был азербайджанец Самир.
Наша рота подчинялась п/п-ку ШУБИНУ (он был, кажется, запотыл полка), а непосредственно моим шефом был майор ВАСИЛЬЕВ (кажется, он был зампотехом полка), я их возил на машине. Особенно классным был майор Васильев. Он «афганец», такой резонный, с понятиями. Васильев за пролеты не наказывал, но «леща» мог выдать. Он в конце службы в полку мне сказал: «Была бы моя воля, я бы всем вам по ордену за службу дал…»
Наши бывали в Нювади, но я там не бывал.
Спустя небольшое время после того, как я начал служить в полку, примерно весной 1991 года, у нас в полку убили офицера. Якобы на охоте, то ли армяне, то ли азербайджанцы. До того, как наши тело нашли, он долго лежал на жаре. А я его в цинковый гроб укладывал и запаивал в полковой бане. Ходили слухи, что его убили специально, чтобы разжечь конфликт…
Потом нам довелось ещё около 30-ти гробов паять в Нахичевани после авиакатастрофы: тогда там летом 1992 года на взлете разбился самолет Ан-12 с нашими военнослужащими. Там два гробика для детей делали. Замкомдив, полковник, кажется, МАРКЕЛОВ, приходил к нам, привозил спирт, умолял нас: «Пожалуйста, сделайте!...» (это чтобы мы гробы сделали и останки людей туда заложили, запаяли). Там в катастрофе много людей погибли именно с нашего полка. Наверное, поэтому мы этим и занимались тогда в Нахичевани.
Я помню случай, когда из нашего полка бойцов отправляли в Степанакерт для вывода техники. Я тогда ещё хотел попроситься туда, чтобы технику вывести и потом на дембель. Но мой ротный мне запретил выражать желание туда отправиться… Потом из тех, кого отправили в Степанакерт, обратно пешком вернулся только один парень, весь оборванный, прожженый…
Когда СССР распался, белорусов, украинцев забрали. Нас в полку осталось около 100 человек личного состава… Служить стало тяжелее: личного состава мало, а караулы нести нужно. Тогда из нарядов практически не вылезали, ходили как обмороки. Моя рота в основном несла наряды по парку. С оружием. Но там мы постоянно с оружием находились, а не только в наряде (карауле).
Я помню, что полк обстреливали один раз – как-то ночью стреляли по парку…
В принципе с местными азербайджанцами в Джульфе отношения были нормальные. Можно было их попросить водки принести…
Потом азербайджанцы отказались в полк хлеб поставлять. И мы жили на сухпайках… Я когда домой вернулся, то при росте 182 см весил 65 кг. (и это при том, что последние три месяца служил в другой части).
У нас из полка технику азербайджанцы не захватывали. Но я помню слух, что в Нахичевани у замкомдива захватили УАЗик: выкинули водителя и угнали. Тогда замкомдива открытым текстом по радио объявил: если УАЗик не вернут, в воздух поднимут вертолеты. И азербайджанцы УАЗик «поставили на место».
Перед тем, как передать полк в Джульфе азербайджанцам, весь остававшийся личный состав согнали в одну казарму – то ли 1-го, то ли 3-го батальона. Там мы и жили некоторое время, питались от полевой кухни.
Потом нас на нескольких автобусах привезли в Нахичевань и самолетом перебросили в Тбилиси. Дальше я дослуживал в в/ч 64610 в селе Кода около Марнеули. Что это за часть, я толком и не знаю. Там я скорее коротал время, нежели служил. Меня офицер пытался застроить и заставить заниматься строевой подготовкой, да только ему это не удалось.
Вспоминает Альберт Файзурахманов
Альберт Файзурахманов на фото в центре
Я - весенний призыв 1990 года. Сам с Узбекистана. С Ташкента меня и призвали в армию после окончания техникума.
Служить я попал в Джульфу, в мотострелковый полк.
Полком командовал ИВАНОВ – здоровый, ростом под два метра. А моим комбатом был капитан МУСТАФАЕВ, он наш батальон «держал». Потом Мустафаева перевели служить в Нахичевань, а комбатом стал ШИШКИН. Вот Шишкин меня и увольнял на дембель. Помню начальником штаба батальона весной 1992 года был капитан КУЗНЕЦОВ, высокий, с усами. В разведроте полка, помню, был офицер – ингуш или ещё откуда-то с Северного Кавказа. В разведку отбирали быстрых, спортивных, здоровых…
Я служил сначала во взводе связи 3-го батальона, во взводе было человек 15 личного состава, не больше. А потом, когда в начале 1992 года меня, уже старшего сержанта, назначили замкомвзвода в 7-й роте, во взводе связи батальона оставалось человек десять.
Потом в полку переходили на контрактную службу. Те, кто соглашался служить в Джульфе дальше, с теми заключили контракты. А остальных, больше половины личного состава полка отправили дальше служить в Россию. Среди них, как я думаю, убрали и беспредельщиков, которые мешали службе. А мы остались служить. На руки нам выдавали меньшую часть зарплаты, а большую её часть мы должны были получить при увольнении в запас. Когда я увольнялся, мне в финансовой части полка действительно выдали все мои деньги, с ними я уехал домой.
Вообще, подразделения нашего полка усиливали пограничные заставы на иранской границе, а ещё охраняли расположение полка, железную дорогу и другие объекты, выезжали в район армяно-азербайджанского конфликта – в Нювади.
Помню, от нашего батальона ездили в Ордубад – то с 9-й роты, то с 8-й роты, усиливали там границу… Ещё усиливали КПП через границу в Джульфе, выгоняли туда МТЛБ…
Охраняли поезда: 5-6 бойцов с автоматами садили в тепловоз. Если состав обстреливали, то оно давали ответку. Охрану поездов вела только разведка полка.
Офицеры и бойцы с нашего батальона ездили в Нювади. Там солдат застрелили – их тела нашли без камуфляжа и без оружия, подробности не знаю… Ещё там нашу 9-ю роту с гор обстреляли, в их МТЛБ попали…
Я был в Нахичевани на аэродроме, там бойцы с нашего полка охраняли склады РАВ и внутри аэропорта, посты были. Там от наших было 20-30 человек.
На государственной границе с Ираном при мне пограничные системы были не рабочие (их местные азербайджанцы разрушили ещё до меня), личного состава пограничных застав для обхода границы пешком не хватало и поэтому подразделения полка выезжали на погранзаставы, и наши солдаты патрулировали границу вместе с пограничниками.
Там советско-иранская граница проходила по реке Аракс. На реке были броды, и иранцы с того берега перебирались на наш, советский, берег, чтобы здесь что-то продать или обменять. Из-за того, что инженерные системы были разрушены, это им удавалось. Помню, мы во время патрулирования границы одного такого иранца задержали на нашей стороне. Он как раз шел на наш берег с какой-то поклажей. Он нам стал объяснять, что у него нет ни оружия, ничего другого запрещенного, что он несет вещи, чтобы обменять, стал их доставать и нам показывать, сказал. Что часа через два вернется сюда же, чтобы уйти обратно на иранский берег. И он с нами договорился: он нам что-то оставил, что нам, солдатам, могло пригодиться, а мы его пропустили…
Видимо, чтобы как раз такого не было и у солдат не устанавливались отношения с местным населением, наши подразделения на усилении погранзастав постоянно меняли, мы долго на одной и той же заставе не задерживались.
В полку был запрет на выход в город.
Незадолго до нового (1991/92) года в 3 часа ночи личный состав полка построили, и командир полка Иванов сказал: «Товарищи солдаты, СССР больше нет!»
А с утра в телевизоре Алиев говорит: «Не дадим вывезти отсюда ни одного патрона…»
И тогда личный состав из полка побежал. Хотя бежать начали и до Нового года, но это были единичные случаи. И комполка Иванов обещал беглецов отправлять в дисбат. Но после начала 1992 года из полка побежали массово.
А местный азербайджанский Народный фронт нашим, узбекам, бежать из полка помогал, а потом помогал добираться домой – в Самарканд, в Бухару… Причём в Джульфе члены НФА ходили тогда в новеньком камуфляже…
От НФА люди – бородатые такие ребята - в полк приходили, агитировали нас уходить. Да, прямо в полк и приходили. Ночью, после отбоя. Как они проникали в расположение полка или как они проходили через КПП – я не знаю. Мы с дневального спрашивали: «Кто это?» Он отвечал, что они пришли к друзьям. Такие «гости» приходили, вели с нашими разговоры: «Зачем тут находитесь? У вас ведь есть свой дом, своя Родина, вам надо туда, а мы тут сами все наши проблемы решим. А давайте мы вам поможем к себе на Родину выбраться…» И со мной говорили, я ведь тоже с Узбекистана призывался. Но я бежать не хотел.
Меня в начале 1992 года назначили замкомвзвода в 7-ю роту моего 3-го батальона. Там в роте были в основном «бухарцы» - из Бухары. С ними был конфликт. И они – человек 15 - в одну из ночей ушли из полка и, видимо, с помощью НФА уехали на Родину. В роте после этого осталось человек 20 личного состава.
Был я в Ордубаде, когда там в 1992 году пограничную заставу разоружили. Там на заставе оставалось 5-6 человек личного состава. Их азербайджанцы разоружили, и они пришли к нам в полк пешком. Наших из-за этого туда послали границу перекрывать… Тогда в районе Ордубада всего три или четыре наши пограничные заставы разоружили. Это сделали или НФА, или местные бандиты.
Там в то время сложно было понять, кто у местных с оружием – то ли просто бандиты, то ли это НФА, то ли азербайджанская армия. Мы как-то ездили на КамАЗе в Армению за картошкой. Нас несколько человек в камазовском кузове, а КамАЗ проезжаем мимо каких-то бородачей с оружием. Они кистью около своего горла проводят – показывают нам, что резать будут…
Ещё слышал, что азербайджанцы КамАЗ нашего полка (со склада РАВ) захватили. В кабине были водитель и прапорщик, они куда-то на КамАЗе выехали за пределы полка. Их угрозой оружия остановили какие-то вооруженные люди, машину забрали, а их самих отпустили пешком в полк…
Незадолго до моего «дембеля» наши по периметру полка выгнали бронетранспортеры МТЛБ, так ими расположение охраняли…
А ещё перед моим «дембелем» был случай, когда сержант, который родом был откуда-то с Северного Кавказа, с 1-го батальона «раздел» в батальоне «оружейку». Этому старшему сержанту, ему в батальоне всецело доверяли, на него офицеры две роты оставляли. И вот однажды в отсутствие офицеров с его помощью как-то оружие пропало, и сам сержант исчез. Нам на построении это офицеры сообщили, вот так всё и сказали.
Уволился я 18-го или 20-го апреля 1992 года, в первой партии, как мне и обещал Иванов. Потому что я был на неплохом счету и из-за того, что меня в положенный мне отпуск раньше не отпускали. В Нахичевани меня взяли на военный самолет, на котором я долетел до какого-то аэродрома в Азербайджане. А с этого аэродрома на другом военном самолете я прилетел в город Пушкино под Москвой. А уже из Москвы я на поезде поехал в Ташкент. До дома я добрался 24 или 25 апреля 1992 года.
Альберт Файзурахманов на фото в центре
Я - весенний призыв 1990 года. Сам с Узбекистана. С Ташкента меня и призвали в армию после окончания техникума.
Служить я попал в Джульфу, в мотострелковый полк.
Полком командовал ИВАНОВ – здоровый, ростом под два метра. А моим комбатом был капитан МУСТАФАЕВ, он наш батальон «держал». Потом Мустафаева перевели служить в Нахичевань, а комбатом стал ШИШКИН. Вот Шишкин меня и увольнял на дембель. Помню начальником штаба батальона весной 1992 года был капитан КУЗНЕЦОВ, высокий, с усами. В разведроте полка, помню, был офицер – ингуш или ещё откуда-то с Северного Кавказа. В разведку отбирали быстрых, спортивных, здоровых…
Я служил сначала во взводе связи 3-го батальона, во взводе было человек 15 личного состава, не больше. А потом, когда в начале 1992 года меня, уже старшего сержанта, назначили замкомвзвода в 7-й роте, во взводе связи батальона оставалось человек десять.
Потом в полку переходили на контрактную службу. Те, кто соглашался служить в Джульфе дальше, с теми заключили контракты. А остальных, больше половины личного состава полка отправили дальше служить в Россию. Среди них, как я думаю, убрали и беспредельщиков, которые мешали службе. А мы остались служить. На руки нам выдавали меньшую часть зарплаты, а большую её часть мы должны были получить при увольнении в запас. Когда я увольнялся, мне в финансовой части полка действительно выдали все мои деньги, с ними я уехал домой.
Вообще, подразделения нашего полка усиливали пограничные заставы на иранской границе, а ещё охраняли расположение полка, железную дорогу и другие объекты, выезжали в район армяно-азербайджанского конфликта – в Нювади.
Помню, от нашего батальона ездили в Ордубад – то с 9-й роты, то с 8-й роты, усиливали там границу… Ещё усиливали КПП через границу в Джульфе, выгоняли туда МТЛБ…
Охраняли поезда: 5-6 бойцов с автоматами садили в тепловоз. Если состав обстреливали, то оно давали ответку. Охрану поездов вела только разведка полка.
Офицеры и бойцы с нашего батальона ездили в Нювади. Там солдат застрелили – их тела нашли без камуфляжа и без оружия, подробности не знаю… Ещё там нашу 9-ю роту с гор обстреляли, в их МТЛБ попали…
Я был в Нахичевани на аэродроме, там бойцы с нашего полка охраняли склады РАВ и внутри аэропорта, посты были. Там от наших было 20-30 человек.
На государственной границе с Ираном при мне пограничные системы были не рабочие (их местные азербайджанцы разрушили ещё до меня), личного состава пограничных застав для обхода границы пешком не хватало и поэтому подразделения полка выезжали на погранзаставы, и наши солдаты патрулировали границу вместе с пограничниками.
Там советско-иранская граница проходила по реке Аракс. На реке были броды, и иранцы с того берега перебирались на наш, советский, берег, чтобы здесь что-то продать или обменять. Из-за того, что инженерные системы были разрушены, это им удавалось. Помню, мы во время патрулирования границы одного такого иранца задержали на нашей стороне. Он как раз шел на наш берег с какой-то поклажей. Он нам стал объяснять, что у него нет ни оружия, ничего другого запрещенного, что он несет вещи, чтобы обменять, стал их доставать и нам показывать, сказал. Что часа через два вернется сюда же, чтобы уйти обратно на иранский берег. И он с нами договорился: он нам что-то оставил, что нам, солдатам, могло пригодиться, а мы его пропустили…
Видимо, чтобы как раз такого не было и у солдат не устанавливались отношения с местным населением, наши подразделения на усилении погранзастав постоянно меняли, мы долго на одной и той же заставе не задерживались.
В полку был запрет на выход в город.
Незадолго до нового (1991/92) года в 3 часа ночи личный состав полка построили, и командир полка Иванов сказал: «Товарищи солдаты, СССР больше нет!»
А с утра в телевизоре Алиев говорит: «Не дадим вывезти отсюда ни одного патрона…»
И тогда личный состав из полка побежал. Хотя бежать начали и до Нового года, но это были единичные случаи. И комполка Иванов обещал беглецов отправлять в дисбат. Но после начала 1992 года из полка побежали массово.
А местный азербайджанский Народный фронт нашим, узбекам, бежать из полка помогал, а потом помогал добираться домой – в Самарканд, в Бухару… Причём в Джульфе члены НФА ходили тогда в новеньком камуфляже…
От НФА люди – бородатые такие ребята - в полк приходили, агитировали нас уходить. Да, прямо в полк и приходили. Ночью, после отбоя. Как они проникали в расположение полка или как они проходили через КПП – я не знаю. Мы с дневального спрашивали: «Кто это?» Он отвечал, что они пришли к друзьям. Такие «гости» приходили, вели с нашими разговоры: «Зачем тут находитесь? У вас ведь есть свой дом, своя Родина, вам надо туда, а мы тут сами все наши проблемы решим. А давайте мы вам поможем к себе на Родину выбраться…» И со мной говорили, я ведь тоже с Узбекистана призывался. Но я бежать не хотел.
Меня в начале 1992 года назначили замкомвзвода в 7-ю роту моего 3-го батальона. Там в роте были в основном «бухарцы» - из Бухары. С ними был конфликт. И они – человек 15 - в одну из ночей ушли из полка и, видимо, с помощью НФА уехали на Родину. В роте после этого осталось человек 20 личного состава.
Был я в Ордубаде, когда там в 1992 году пограничную заставу разоружили. Там на заставе оставалось 5-6 человек личного состава. Их азербайджанцы разоружили, и они пришли к нам в полк пешком. Наших из-за этого туда послали границу перекрывать… Тогда в районе Ордубада всего три или четыре наши пограничные заставы разоружили. Это сделали или НФА, или местные бандиты.
Там в то время сложно было понять, кто у местных с оружием – то ли просто бандиты, то ли это НФА, то ли азербайджанская армия. Мы как-то ездили на КамАЗе в Армению за картошкой. Нас несколько человек в камазовском кузове, а КамАЗ проезжаем мимо каких-то бородачей с оружием. Они кистью около своего горла проводят – показывают нам, что резать будут…
Ещё слышал, что азербайджанцы КамАЗ нашего полка (со склада РАВ) захватили. В кабине были водитель и прапорщик, они куда-то на КамАЗе выехали за пределы полка. Их угрозой оружия остановили какие-то вооруженные люди, машину забрали, а их самих отпустили пешком в полк…
Незадолго до моего «дембеля» наши по периметру полка выгнали бронетранспортеры МТЛБ, так ими расположение охраняли…
А ещё перед моим «дембелем» был случай, когда сержант, который родом был откуда-то с Северного Кавказа, с 1-го батальона «раздел» в батальоне «оружейку». Этому старшему сержанту, ему в батальоне всецело доверяли, на него офицеры две роты оставляли. И вот однажды в отсутствие офицеров с его помощью как-то оружие пропало, и сам сержант исчез. Нам на построении это офицеры сообщили, вот так всё и сказали.
Уволился я 18-го или 20-го апреля 1992 года, в первой партии, как мне и обещал Иванов. Потому что я был на неплохом счету и из-за того, что меня в положенный мне отпуск раньше не отпускали. В Нахичевани меня взяли на военный самолет, на котором я долетел до какого-то аэродрома в Азербайджане. А с этого аэродрома на другом военном самолете я прилетел в город Пушкино под Москвой. А уже из Москвы я на поезде поехал в Ташкент. До дома я добрался 24 или 25 апреля 1992 года.
Привет сослуживцы! ДМБ 1985 Джульфа, в/ч 23641 ("В") - позже как я понимаю стала в/ч 1383. Работал в клубе художником а также хлеборезом в столовой, всё в 1985 году. Уволились отслужив чуть больше 2 лет из которых где то 10 месяцев в Джульфе в/ч 23641 - 342 мотострелковый полк (МСП). Уволился (ДМБ) в декабре 1985 года и только потому что записались на комсомольскую стройку в г. Астрахань, а там приехав поездом через Дагестан уже отказались дальше продвигаться на комстройку и нас всех (кроме троих желающих) отпустил полковник. Мы сразу поехали в аэропорт Астрахани лететь в Москву и оттуда домой. На здоровье!
P.S.: Помню в части не было воды. Мы пили воду из столовой кухни, тёплую и с жиром каким-то. В баню водили по воскресеньям только, раз в неделю. Летом стояла ох-нная жара, термометр клуба показывал +70С на солнце. По лицу ползали фаланги и спали с гремучими змеями вокруг.
P.S.: Помню в части не было воды. Мы пили воду из столовой кухни, тёплую и с жиром каким-то. В баню водили по воскресеньям только, раз в неделю. Летом стояла ох-нная жара, термометр клуба показывал +70С на солнце. По лицу ползали фаланги и спали с гремучими змеями вокруг.
Модераторы: admin, Rom, Real